Христолюбивое воинство: Димитриевская родительская суббота
Богоматерь с апостолом Петром и Ангелом
обходят Куликово поле после битвы
Нынешняя родительская суббота – Димитриевская – была установлена святым Великим Князем Димитрием Донским по совету и благословению преподобного Сергия Радонежского в вечное поминовение героев, павших на Куликовом поле. И хотя затем она стала днем памяти всех усопших православных христиан, однако особенно мы молимся в нее о воинах, во все времена полагавших души за землю Русскую. Вместо проповеди помещаем две небольшие заметки о христолюбии наших ратников из «Воронежских епархиальных ведомостей» времен Первой мировой войны, редактором которых в те годы был святитель Серафим (Соболев).
К ПСИХОЛОГИИ
РУССКОГО ВОИНСТВА
Вся Россия охвачена теперь мощным подъемом необычайного воодушевления. Но с особенной интенсивностью подъем этот переживается и обнаруживается в рядах войск, настроение которых является самым характерным показателем той духовной стихии, в которой живет и зреет душа всего народа. Если в Германии такая стихия есть преклонение пред внешней, деморализирующе-дисциплинирующей силой государства, то у нас эта стихия – внутреннее, свободное и благоговейно-любовное преклонение пред правдой, воспринимаемой народным сознанием как религиозный долг. Оружие народ поднял не столько для защиты себя и своей государственной безопасности, сколько во имя защиты правды, попираемой дерзким и грубым насилием. На ратный подвиг и труд свой народ, представленный в армии, смотрит как на религиозный долг, необходимо связанный с чистым служением правде. Самым лучшим комментарием и вместе иллюстрацией такого настроения служат наблюдения над душевным состоянием солдат во время Исповеди. Один из военных священников в письме к В. В. Розанову (см. его статью в «Нов. вр.» № 13912) делится с ним своими наблюдениями.
Более высокого и чистого состояния на Исповеди, чем со своими солдатами, я никогда не переживал. И, если было что плохо, так это разве то, что во мне шевелилось что-то вроде зависти. Душа открыта, раскаяние легкое, от глубины души, чистосердечное. Себя извинять не стараются... да и не в чем. Если у кого были грехи, то это – сделанные ранее, в мирной жизни. В походе же, кажется, только у двух оказался грех, и вон какой: один стащил где-то арбуз, а другой, неев несколько дней, попросил в каком-то селении хлеба, и ему сказали, что хлеба нет, хотя тут же на столе лежал целый хлеб; тогда солдат отрезал себе часть. Вот, кажется, и все грехи, узнанные мною. Да, – еще один признался, что он в душе роптал на тяжелое положение, а другой – что чего-то не исполнил или исполнил не так, как было приказано. Но оба они, из запасных, в мирное время допускали довольно серьезные грехи. Один когда-то, вступаясь за мать свою, которую очень оскорблял и бил отец его, грубо говорил с отцом... После того они с отцом много раз мирились – мирились нарочито пред отправлением на войну, – но он все не может успокоиться и терзается муками совести. Спрашивал я всех, когда исповедовал, не обижали ли они мирных жителей. И ответ всегда в одном роде, с разнообразием только в интонациях: у одних ответ звучит с глубокой верой в свое дело, у других – чуть-чуть обиженно, как-де задаешь мне такой обидный вопрос? Ответ же таков: «Что Вы, батюшка, ведь мы по-православному...», «Нет, этим не занимались, мы – все по вере», «Нет, мы – православные», и т. д.
Это – очень важно. Ведь если бы что было, хотя бы самомалейшее, то при той легкости и непосредственности, с какой солдаты говорят о своих грехах, они непременно поспешили бы покаяться. Об арбузе-то и хлебе ведь сами поспешили сказать, без всяких вопросов, первым делом. Явно, что это тяготило совесть.
Ни у кого во все время военной жизни (а некоторые ведь не с войной только, а ранее попали на службу) – никаких признаков распутства ни в какой форме.
Все твердо и просто верят. Все с внутренним убеждением и чисто православною сознательностью (а вовсе не слепо и не по забитости) не только повинуются начальству, но и иметь внутреннее недовольство – считают грехом. «Все же страдают», «Я – не один». «Всем надо», «Бог велит», – вот ответы на вопрос об отношении к службе.
Замечательные лица. От духовного ли подъема, или от болезней и трудов, но все облагородилось, и даже кожа стала совсем не такой, как у простонародья. Удивляешься их благообразному виду, после столького пребывания на воздухе, в грязи, в мокроте и спанья на земле. Они сейчас благообразнее, чем были ранее, и одухотвореннее. Лица чистые, часто невинные, с ясными взорами и внутренней решительностью.
Таково христолюбивое воинство.
Воронежские епархиальные
ведомости. Часть неофициальная.
Воронеж, 1915. № 2. С. 33–35.
ОТНОШЕНИЕ НАШИХ
СОЛДАТ К СМЕРТИ
Военный корреспондент «Утра Юга» приводит ряд примеров, по наблюдениям сестер милосердия и своим личным, удивительного отношения нашего солдата-мужика к смерти. Один из сообщаемых автором случаев глубоко трогателен.
Трагедия войны, так сказать, центр войны – смерть – производит как будто наименьшее впечатление на солдат-мужиков.
Они как-то равнодушнее относятся к ней. Умирающие мужики-солдаты встречают свой конец по большей части без ропота, покорно, глубоко веря в неисповедимые пути Промысла: «Так должно быть», «Надо этому покориться».
И покоряются. Почти не ропщут. Умирают молча, без лишних стонов, без воплей, без жалоб. Умирают удивительно!..
Раз, ночью в лесу под Л. я вместе с другими санитарами был у полкового лазарета. С позиций несли раненых. Перед халупой, в которой помещалась перевязочная, собралось десятков шесть носилок. Все – тяжело раненные...
Вижу, как один раненый, только что принесенный, вдруг поднялся и замахал мне рукою.
Я подошел. Раненый, закутанный в шинель, покрытую красными пятнами, уже еле говорил. Глаза провалились, нос заострился, и вообще все лицо при мерцающем свете факелов казалось уже мертвой маской.
– Ты что, земляк?
– Сделай милость, напиши письмо!..
– Письмо? Какое письмо? Кому?
– Жене... Надо уведомить, что я умер...
– Да ты постой, брат, говорить-то так! Ты еще не умер и не умрешь... Вот сейчас тебя перевяжут как следует. Еще запрыгаешь-то как!..
Раненый сразу рассердился...
– Брось!.. Ну, чего зря терять слова! – строго остановил он меня. – Ежели не хочешь писать, позови другого...
– Я напишу, но что ты так отчаиваешься?
– Я чую. Умру сейчас. Никаких перевязок не надо. Пиши. «Дорогая супруга наша Лукерья Петровна! Уведомляем Вас, что теперь пришел мой смертный часочек. Не привел Господь свидеться. Береги Васютку и Дуньку, а ежели опять пойдешь замуж, не давай их бить чужим-то людям. Мерина продай Павлу Рыжову, ну только меньше 70 р. не бери, потому теперь лошади дороги стали. С Петьки Безрукова получи три рубля за овес, а избу проконопатить. Найми дедушку Власа, он за двугривенный это сделает. Меня ранило в спину, и пули вылетали из брюха. Насквозь прошло. Божия воля! Тебе бы, Лукерья, лучше продать телку-то, а купить жеребенка у Гавриловых. Лошади-то теперь дороги будут. Простите меня Христа ради!»...
– Написал? – лихорадочно спросил меня раненый.
– Написал.
– Смотри, не забудь! Пошли обязательно!
– Конечно, пошлю, не безпокойся!
– Ну, спасибо. Прости, Христа ради... Укрой-ка меня с головой!..
Я укрыл его с головой и ушел к другим раненым.
Минут через двадцать, когда дошла очередь до этого раненого, солдаты-санитары, к моему удивлению, отставили носилки в сторону.
– А этого почему не берете?
– Он уже... готов.
Я отдернул шинель. Да, правда, умер. Даже руки сложил так, как складывают мертвецам... Я просто остолбенел от удивления и ужаса. Раны в живот и в спину – самые мучительные, самые невыносимые... А этот даже не стонал...
Воронежские епархиальные
ведомости. Часть неофициальная.
Воронеж, 1915. № 39. С. 1122–1124.
У СОЛДАТСКОГО КЛАДБИЩА
Мягко разостланы дерна квадратики
Набожной чьей-то рукой…
Спите, соколики, спите, солдатики,
Вам здесь простор и покой.
Небо над вами сияет безбрежностью,
Тихо мечтают поля,
Приняла вас с материнскою нежностью
Эта сырая земля.
Русь защищая, ребята бывалые,
Долго дрались вы с врагом…
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
Жертвы борьбы с лицемерной державою
Вы – не покинутый прах!
Вечною памятью, вечною славою
В Русских вы живы сердцах!
Князь Владимир Палей
Сентябрь 1915 года,
действующая армия, деревня Речки
Поэзия. Проза. Дневники.
СПб., 1996.
___________________
* Одно из немногих замечательных изданий в море секулярной прессы, которое рассказывает о событиях прошлых и нынешних дней с православной точки зрения. Это некоммерческое издание, существующее на средства пожертвователей (трудятся в ее редакции также во славу Божию). Для множества православных из глубинки и не имеющих интернета печатная версия газеты, выходящая 2 раза в месяц, является практически единственным источником актуальной и взвешенной информации. А у многих подписчиков не хватает средств к полноценной оплате (700 р. за полгода). Поэтому мы призываем оказать посильную финансовую поддержку редакции газеты «Православный Крест» и ее читателям.
Телефон редакции: 89153536998.
<-назад в раздел