После каждого террористического акта, совершенного исламистами, в прессе звучит один и тот же мотив: есть радикальный ислам и есть ислам мирный, хороший, настоящий.

Не слишком удивительно, когда это различие делают светские журналисты или политики. Они ничего не знают о религии, а об исламе знают меньше, чем ничего. Несколько более странно, что совершенно то же мы читаем на православных сайтах.

В этой наскучившей и фальшивой песне есть своя крупица правды.

Есть ислам радикальный, ставящий перед собой идеологические цели немедленной политической революции, и есть ислам прирученный, который решает задачи наилучшего приспособления к тем или иным национальным и международным обстоятельствам.

Различие между этими двумя изводами ислама может казаться принципиальным тому, кто ставит превыше всего «мирное житие» на земле, а также тому, кто заражен ложным понятием о «традиционных религиях», которые даже организационно объединены в Межрелигиозный совет России. В этот совет, согласно популистской Википедии, входят представители «четырех традиционных конфессий России: православия, ислама, иудаизма и буддизма».

На «традиционность» участвующих религий проливает свет уже одно то, что иудаизм представляет отнюдь не традиционный Каиафа, а хасид Берл Лазар. Хасидизм же, возникший в середине XVIII века, назвать традиционным может только человек, для которого «Великая» Французская или «Великая» Октябрьская революция — тоже элемент традиции.

То же самое относится к новому исламу, буддизму, и наконец, модернизированному Православию, которое заседает в Совете в лице о. Всеволода Чаплина или о. Романа Богдасарова.

Эти новые религии — и в том числе православный модернизм — являются продуктами не какой-либо традиции, а гностической революции Нового времени <"New Age">. Соответственно и ислам радикальный и ислам, прирученный светскими правителями, в одинаковой мере являются продуктами Нового времени, и соответственно сам вопрос о «подлинном» или поддельном исламе не встает.

Исламский терроризм и ислам толерантный являются «горячей» и «холодной» разновидностью одной и той же массовой и совершенно нетрадиционной религии.

Как понятно из нашего расклада, между радикальной и компромиссной разновидностями массовой религии нет непереходимой границы, как нет ее между представителями разных конфессий, которые мирно сотрудничают внутри новых государств.

Пуповина, соединявшая людей с прошлым, хоть с какой-нибудь традицией разорвана, и эта катастрофа оставляет после себя выжженную в духовном отношении землю, сидя на которой заседают «традиционные религии» России, куда входят компромиссные, слабые формы новых религий: модернизированного Православия, модернизированного ислама, необуддизма и хасидизма.

«Альтернативой» этому компромиссу с массовым обществом и новых религий между собой является гностический активизм, к которому тянется молодежь, свободно совершая переходы из одной веры в другую и обратно. С этим связан и отток молодежи из модернизированного Христианства в радикальный ислам и неудача культурной ассимиляции мигрантов в Западной Европе. Гностикам-активистам просто неинтересно находиться в толерантных конфессиях, и они ищут гностически сильнее заряженных сект и движений.

Ситуация гностической революции описывается тем, что в религиозной среде мы имеем только крайности, которые рождают друг друга, беспорядочно переходят друг в друга, как змея, кусающая свой хвост. Отдельно существует Христианская Церковь, на которую одинаково бессильно покушаются консервативные и радикальные модернисты.

И террористический и мирный ислам одинаково принадлежат Новому миру, миру будущего. И следовательно, мы, как христиане, не можем находиться в мире ни с тем, ни с другим.