Летом прошлого года в смоленском Свято-Успенском соборе, там, где в помещении ризницы торгуют свечами, иконками и книгами, я привычно взял с прилавка журнал Смоленской и Вяземской епархии «Смоленские епархиальные ведомости» № 2 за 2009 год и стал просматривать его с конца - нет ли чего-нибудь интересного. В глаза мне вдруг бросилась моя фамилия. Очки для чтения я беру только в архив и библиотеку. Поэтому, напряженно всматриваясь, я стал разбирать: «Самым неприемлемым в статье Аникеева является его заявление...», «Несерьезна и ссылка Аникеева на проведенное им...», «Еще более необоснованно и наивно утверждение В.М. Аникеева...» и так далее. Статья называлась «Надвратная Смоленская икона Божией Матери "Одигитрии" и время ее написания», а автором указан «Иеромонах СЕРАФИМ (Амельченков), доктор богословия, секретарь Смоленской епархии, преподаватель Смоленской Духовной Семинарии».

Икона Богоматери Одигитрии Смоленской, получившая название Надвратной, по словам смоленских дореволюционных краеведов (никаких документальных источников на сей счет не обнаружено), была прислана царем Борисом Годуновым в Смоленск в 1602 году на освящение крепостной стены и помещена в нише над вратами Фроловской (Днепровской) башни со стороны города. С 1727 года икона находилась в деревянной церкви Рождества Богородицы, а впоследствии - в каменной надвратной Одигитриевской («Богоматерской») церкви, устроенной на остатках Днепровских ворот крепостной стены. Икона почиталась как чудотворная, по «сказанию» первого историка Смоленска священника Никифора Мурзакевича, перед этой иконой покаялся и исцелился от страшной болезни ельнинский помещик Ф.Б. Пассек. Считается, что именно эта икона заняла в Успенском соборе г. Смоленска место исчезнувшей в годы Великой Отечественной войны древней чудотворной иконы Богоматери Одигитрии Смоленской, находившейся в Смоленске с начала ХП века.

Однако вернемся к публикации ученого-богослова. Оказалось, что в руки мне попала вторая часть статьи о. Серафима, а первая была напечатана еще раньше - в № 3 «Смоленских епархиальных ведомостей» за предыдущий 2008 год. За несколько месяцев до этого я встречался с и.о. секретаря Смоленской и Калининградской епархии, тогда еще кандидатом богословия Владимиром Леонидовичем Амельченковым, по его просьбе. 23-летний молодой человек был любезен и уважителен, его интересовали материалы по плащанице князей Старицких, находящейся в Успенском соборе. Тогда Амельченков с гордостью показал мне свою, незадолго перед этим вышедшую книгу «Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны». На одной из фотографий 1950 года, где было представлено смоленское духовенство с причтом в помещении Богоявленского собора, Амельченков указал мне на икону Богоматери Одигитрии Смоленской, расположенную на северной стене. Я сказал, что фотография и икона мне хорошо известны: есть предположение, что икона эта прежде находилась в музее, потом оказалась в Успенском соборе и в 1957 году была вновь возвращена в с ной краеведческий музей. И что это и есть та самая «годуновская» которую царь Борис Годунов подарил городу на освящение крепостной.

Владимир Леонидович тогда опешил: «Как же так? Ведь "годуновкая" икона ныне находится в Свято-Успенском соборе». Я ответил, ученые считают эту икону более поздней, относящейся к XVII - XVIII векам. «Годуновская» же икона, на мой взгляд, находится в собрании областного музея-заповедника, она представлена в экспозиции Художество галереи как икона Московской школы конца XVI века, и что я писал этом за последние 5 лет, по крайней мере, трижды. Но никто: ни музейщики, ни церковники, ни местные историки и краеведы на эти публикации внимания не обратили. В завершение, я пообещал Амельченкову принести свою статью «"Вратарница" Смоленская», опубликованную в сборнике материалов международной научно-практической конференции Смоленского государственного университета 2005 года «Культура и письменность славянского мира».

Обещание я выполнил. Принес ксерокопии научных материалов по плащанице князей Старицких и упомянутый сборник. Помимо этого, прихватил еще свою статью «Древняя икона», опубликованную в «Смоленской газете» 7 августа 2003 года. Статья сопровождалась фотографией древней иконы Богоматери Одигитрии Смоленской, неизвестного мне происхождения. Подпись на немецком языке гласила: «Утраченный оригинал Смол кой Богоматери, которая уже 800 лет почитается в Смоленске». То же изображение появилось впоследствии в 2006 году в книге Амельченкова с подписью: «Чудотворная Смоленская икона Божией Матери "Одигитрия", написанная святым евангелистом Лукой», без указания источника, и я рассчитывал выяснить, откуда взят этот снимок. Но от былого радушия на сей раз не осталось и следа. Листая сборник, и.о. секретаря стал с пристрастием расспрашивать меня о «годуновской» иконе. Я стал было рассказывать об орнаментах на полях и нимбах иконы, но Амельченков перебил меня вопросом: «Получается, что попы - дураки? Не знают, какая в соборе икона?» Я ответил, что слова «попы» в моем лексиконе нет. На этом мы расстались, но сборник с моей статьей «"Вратарница" Смоленская» Амельченков уговорил ему оставить. Через несколько месяцев в епархиальном журнале появилась известная публикация, к тому времени - уже доктора богословия, принявшего постриг. О. Серафим (Амельченков), стало быть, внимание на мою статью обратил.

И.о. секретаря Смоленской и Калининградской епархии, судя по всему, не знал, что в 2006 году тиражом всего 100 экземпляров вышла моя книга «Святыни и подвижники смоленские» (далее «Святыни»). В разговоре я об этой книге не упоминал, как и то, что в ней была помещена статья «"Вратарница" Смоленская». В начале 2009 года книга была переиздана тиражом 1500 экземпляров. В новом издании статья «"Вратарница" Смоленская» была представлена уже в расширенном варианте.

Однако вернемся к трудам нашего ученого-богослова. Первая половина статьи о. Серафима, опубликованной в № 3 «Смоленских епархиальных ведомостей» за 2008 год, повергла меня в изумление. После довольно пространной вступительной сентенции и короткого обзора истории древней иконы Богоматери Одигитрии он обращается к иконе Богоматери Одигитрии Смоленской, получившей название «годуновской».

В главе «ГРАД БОГОМАТЕРИ», приведя цитату из книги дореволюционного смоленского историка Ивана Ивановича Орловского «Смоленск и его стены», 1902 года издания, о том, что икону, присланную царем Борисом в 1602 году, поставили в нише Днепровских - главных ворот города, о. Серафим пишет: «Что же касается времени написания Надвратной иконы "Одигитрии", то до сих пор на данный вопрос никем не было дано единого конечного ответа, который бы при этом опирался как на данные исторической науки, так и на результаты всестороннего исследования самой иконы» (далее везде текст о. Серафима выделен нами простым курсивом — В.А.). И следом: «Постараемся рассмотреть все возможные точки зрения по этой проблеме и определить, какая из них наиболее соответствует действительности».

После этого, «ничтоже сумняшеся», о. Серафим приступает... к пересказу статьи Аникеева «"Вратарница" Смоленская», опубликованной в сборнике материалов научно-практической конференции СмолГУ 2005 года, обстоятельно дополняя все указанные автором источники и виртуозно перефразируя на свой лад его замечания. Выдавая, при этом, публикацию за собственное «маленькое исследование», о. Серафим ни статью «"Вратарница" Смоленская», ни ее автора даже не упоминает. Оказывается, что только до поры, до времени.

Но постараемся изложить все по порядку.

Краткий обзор судьбы «годуновской» иконы по трудам смоленских краеведов Аникеев начинает с абзаца: «Впервые икона упоминается без имени Годунова в "Истории губернского города Смоленска" Н.А. Мурзакевича, изданной в 1803 году: "Над Днепровскими воротами в башне стоял внутри города под шатриком с 1602 года Чудотворной Образ Богородицы Смоленской, яко Патрон города". В более ранней "Истории" Иоасафа Шупинского 1780 года эта икона не упоминается вовсе».

Бдительный О. Серафим восстанавливает хронологию: «В "Историческом и географическом описании города Смоленска", составленном в 1780 году иеромонахом Иоасафом (Шупинским), о Надвратной иконе "Одигитрии", к сожалению, ничего не говорится. Священник Никифор Адрианович Мурзакевич в своем знаменитом труде "История города Смоленска", впервые изданном в 1803 году, предельно кратко сообщает о Надвратной иконе...» Далее следует приведенная выше цитата из Мурзакевича.

Затем о. Серафим указывает: «Однако в "Историческом описании Смоленской Чудотворной иконы Божией Матери - Одигитрии", написанном в 1831 году по поручению епископа Смоленского и Дорогобужского Иосифа (Величковского), о. Никифор Мурзакевич о Надвратной иконе пишет уже более подробно».

Рукопись эта никогда не публиковалась и считается утраченной. Что касается сентенции о. Серафима, то яснее ясного, что рукопись должна быть подробнее нескольких строк в «Истории». Но дело, оказывается, в другом.

О. Серафим излагает свои выводы: «Как известно, данная рукопись никогда не выходила в свет, но, по сообщению И.И. Орловского, копия её находилась в Смоленском епархиальном музее (библиотеке). Сам Орловский (далее везде выделено нами – В.А.) в книге "Смоленская стена 1602-1902. Исторический очерк Смоленской крепости в связи с историей Смоленска", вышедшей в 1902 году, приводит следующую выдержку из "Исторического описания Смоленской Чудотворной иконы Божией Матери - Одигитрии" священника Н.А. Мурзакевича: "На Днепровских воротах в башне внутри города стоял под шатриком чудотворный образ Пресв. Богородицы Смоленской, по отстроении города в 1602 г. поставленный как патрон Смоленска, высотой "2, 1/2 арш., шир. 1, 1/2 арш.". Таким образом, о. Никифор Мурзакевич достаточно четко свидетельствует о том, что Надвратная икона "Одигитрии" появилась в Смоленске в 1602 году, при этом указывает ее размеры, но не называет дату написания».

Нет ни одного известного источника, где бы Никифор Мурзакевич указывал размеры иконы. В своей «Истории города Смоленска» он упомянул о ней даже не под 1602 годом, а в главе «О случившемся в царствование императора Петра II», в связи с «устройством» в 1727 году «над воротами на каменных кельях деревянной Рождества Богородицы церкви». Имени Бориса Годунова в этом упоминании иконы тоже нет.

В труде И.И. Орловского «Смоленская стена. 1602-1902» говорится «Ко дню освящения Борис Годунов прислал в Смоленск образ Смоленской Богоматери, писанный художником Посником Ростовцем за 2 р. денег и сукно в 2 р. (Соловьева 2 кн. 664). Этот образ был поставлен в 1602 г, в нише над Днепровскими воротами, а ныне находится в Надворотней церк ви и считается чудотворным. (См. об этом у Писарева 115 стр.). Трофимоиский говорит: "Икона сия поставлена с того времени, как построена крепость 1602 года" (233). Тоже говорит и Мурзакевич в "Истории Смоленска" 172 стр."(1) и в рукописи о Смол. иконе Одигитрии (Рук. Еп. Библ. № 12-й)».

В ссылке(1) записано: «На Днепровских воротах в башне внутри городи стоял под шатриком чудотворный образ Прес. Богородицы Смоленской, по отстроении города в 1602 г. поставленный как патрон Смоленска, высотой 2, 1/2 арш. шир. 1, 1/2 арш.». Обратим внимание на то, что параметрами иконы в тексте ссылки называются ее высота и ширина.

Эту запись о. Серафим приводит как выдержку из рукописи «Историческое описание Смоленской Чудотворной иконы Божией Матери - Одигитрии» священника Н.А. Мурзакевича, хотя в тексте Орловского ссылка " стоит после «"Истории Смоленска" 172 стр.» и только потом следует упоминание о рукописи, хранящейся в епархиальной библиотеке. Поэтому, вероятнее всего, в ссылке Орловский лишь вольно пересказал текст Мурзакевича из «Истории Смоленска», касающийся иконы, поставленной надДнепровскими воротами «яко Патрон города» и прибавил ее размеры, указанные впервые Н.В. Трофимовским в «Историко-статистическом описании Смоленской епархии» 1864 года издания. Да и едва ли во времена Мурзакевича придавали значение размерам иконы как ее характеристике, гораздо важнее были проявления ее чудотворения.

Здесь мы рискуем навлечь гнев нашего ученого, ведь о. Серафим уже «достаточно точно» определил, что размеры иконы Орловский позаимствовал у Мурзакевича из рукописи, вернее - ее копии, хранившейся в епархиальной библиотеке. Но что означает тогда «"История Смоленска" 172 стр.» перед ссылкой (1)? «История Смоленска», понятно - это труд Мурзакевича. А вот «172 стр.» - это вовсе не порядковый номер страницы (вся «История» Мурзакевича гораздо меньше по объему), это страница, где под 172(7) годом (вторая семерка выпала, такое случается) содержатся уже цитировавшиеся сведения Никифора Мурзакевича о Надвратной иконе, вольно пересказанные Орловским в ссылке. И рукопись Мурзакевича, текст которой нам неизвестен, здесь совершенно не при чем.

Далее о. Серафим, следуя Аникееву, обращается к очередному «источнику», к П. Никитину. Но если Аникеев ограничивается одной фразой: «Вслед за Мурзакевичем сведения о чудотворной иконе, стоявшей "под нарочито-устроенным шатриком", повторяет в своей "Истории города Смоленска" издания 1848 года П.Е. Никитин», то обстоятельный о. Серафим переписывает текст Никитина, касающийся Надвратной иконы, из его «Записок о Смоленске» 1845 года и указывает, что в «Истории города Смоленска» 1848 года «Никитин приводит ту же самую информацию, нисколько ее не дополняя». Это, несомненно, должно свидетельствовать о более широком кругозоре о. Серафима.

Здесь следует отметить, что оба издания отличаются разве что объемом: в первой книге всего 85 страниц, во второй уже 316 с приложениями. Чиновник, служивший в канцелярии губернатора, П.Е. Никитин довольно пространно (правда, без пафоса и сентенций) пересказал в своих книгах Никифора Мурзакевича, не преминув при этом назвать его «Историю» -«неудовлетворительной», так как она, по его мнению, «заключает в себе один краткий хронологический указатель событий, касающихся Смоленска». На что И.И. Орловский в статье «Об "Истории Смоленска" Мурзакевича», вошедшей в юбилейное издание «Истории города Смоленска» 1903 года, отметил, что «история Мурзакевича не могла быть заменена трудом Никитина» и что «в самом деле, Никитин... целые сотни страниц заимствовал у Мурзакевича, лишь в редких случаях указывая источник позаимствований». Еще более определенно выразился о трудах Никитина сын Никифора Мурзакевича Николай Никифорович: «токмо образчик плагиата неизвинительного в наше время».

Остается добавить, что если бы у Мурзакевича были указаны размеры иконы, Никитин обязательно бы их привел.

Следующий у нас по очереди - Н.В. Трофимовский. У Аникеева: «Сообщает о ней (Надвратной иконе) и Н.В. Трофимовский в "Историко-статистическом описании Смоленской епархии": "По преданию эта икона поставлена была над воротами с того времени, как построена крепость 1602 г., и с давнего времени была предметом особенного почитания у жителей"». При этом автор указал, что икона «письма старинного византийского». Короткая констатация с выделением главного.

У о. Серафима пространное: «Появление Надвратной иконы "Одигитрии " в Смоленске в 1602 году подтверждает и Н.В. Трофимовский. В "Историко-статистическом описании Смоленской епархии", изданном 1864 году, он сообщает: "По преданию, эта икона поставлена была н воротами с того времени, как построена крепость 1602 г., и с давнего времени была предметом особенного почитания у жителей". Помимо эт Трофимовский отмечает, что Надвратный образ "Одигитрии" "письма старинного византийского", но дату его написания не называет. Данное пояснение скорее указывает не на время, а на стиль письма Надвратной иконы. Также Н.В. Трофимовский вслед за священником Н.А. Мурзакевичем называет те же, что и он размеры Надвратной иконы - "в длину 2, 1/2 аршина; в ширину полтора"».

Размеры те же, но следует обратить внимание на формулировку: у Орловского - «высотой 2, 1/2 арш. шир. 1, 1/2 арш.», у Трофимовского - «в дл ну 2, 1/2 аршина; в ширину полтора». Современные размерные характеристики иконы - это высота, ширина и толщина. У Трофимовского эти понятия архаичные: «длина и ширина», у Орловского (по о. Серафиму, як~ позаимствованные у Мурзакевича) — уже современные: «высота и ширина».

Далее у о. Серафима тоже все по Аникееву, только первоисточник обстоятельно дописываются или переписываются полностью.

Так, у Аникеева: «Имя Бориса Годунова появляется в "Описании смоленской чудотворной иконы Божией Матери Одигитрии, находящей в надворотной церкви крепостной городской стены", изданном в 1890 го "Когда окончилась постройка стены, то из Москвы, вероятно воцарившимся Борисом Годуновым в 1602 году была прислана Смоленская чудотворная икона Божией Матери Одигитрии..."» У о. Серафима: «Ничего не говорится о времени написания Надвратной иконы и в "Описании смоленской чудотворной иконы Божией Матери Одигитрии, находящейся в надворотной церкви крепостной городской стены", напечатанном в 1890 году. Но этом прибытие Надвратного образа в Смоленск относится здесь к 1602 ду и конкретно связывается с именем царя Бориса Годунова».

У Аникеева: «Автор справочного "Адрес-календаря Смоленской епархии с историческими и церковно-практическими указаниями" 1897 го священник Смоленского Успенского собора А.В. Санковский в описании "Надворотной Богоматерской церкви" приводит размеры чудотворной иконы - "2 1/2 аршина высоты и 1 1/2 аршина ширины" и вновь подтверж версию Н.В. Трофимовского, что икона "письма весьма старинного, виза тийского"». У о. Серафима: «Священник Смоленского Успенского каф рольного собора А.В. Санковский, автор справочного "Адрес-календрь Смоленской епархии с историческими и церковно-практическими указаниями", изданного в шестом номере "Смоленских епархиальных ведомостей за 1897 год (номер этот, естественно, был указан Аникеевым в примечаниях) приводит те же данные, что и Н.В. Трофимовский, полностью копируя».

То же самое с цитатой из «Памятной книги г. Смоленска» С.П. Писарева. Только, как и в случае с П.Е. Никитиным, о. Серафим добавил строчку из другой книги дореволюционного краеведа - «Княжеская местность и храм князей в Смоленске»: «На этой же башне (Фроловской - прим. авт.) была большая икона Богоматери, писанная в 1602 году». Весьма существенное, конечно, добавление.

Но пересказывая очередной источник - статью «К 300-летию Смоленской иконы Богоматери», напечатанную в № 21 «Смоленских епархиальных ведомостей» за 1902 год, где упоминается Посник Ростовцев как автор Надвратной иконы, о. Серафим, как и в случае с приписанными Никифору Мурзакевичу размерами Надвратной иконы, снова высказывает собственное суждение. Процитировав довольно большой фрагмент статьи, он подытоживает: «Таким образом, неизвестный автор этой публикации также, как и С.П. Писарев, относит написание Надвратной иконы "Одигитрии" к 1602 году, но при этом называет имя художника ее написавшего - Посник Ростовцев и плату, которую он получил».

Далее о. Серафим приходит к выводу: «Однако в данной публикации присутствует явная грубая фактологическая ошибка. Великий русский историк С.М. Соловьев в седьмом томе "Истории России с древнейших времен" со ссылкой на исторический источник пишет...» Ниже следует пространная цитата из Соловьева, которая заканчивается: «Этот Посник ростовец носил название знаменщика; он получил английское сукно доброе за то, что знаменовал, садил жемчугом с дробницами черный бархатный покров на гроб Иоанна Грозного». «Следовательно, - восклицает о. Серафим, - Посник Ростовец (или Ростовцев — прим. авт.) жил и творил во времена царя Иоанна IV Грозного и тогда же, а вовсе не при Борисе Годунове, написал "образ смоленской Богородицы". Впоследствии, вероятно, именно эту икону Годунов в 1602 году прислал в Смоленск для сооруженной здесь в 1596-1602 годах крепостной стены, строительством которой он руководил».

Нужно ли говорить, что строительством крепостной стены Борис Годунов никогда не руководил, он только присутствовал на ее закладке. Руководили строительством зодчий Федор Конь и специально приставленные для этого бояре. Царь Борис Годунов руководил государством. Но, это так, мелочи.

О. Серафим продолжает: «Мнение же о написании Надвратной иконы "Одигитрии" в 1602 году, которое присутствует у С.П. Писарева, в вышеприведенной статье "К 300-летию Смоленской иконы Богоматери ", а также и у некоторых других авторов, скорее всего, является ошибочным. Оно может быть объяснено отсутствием у них точных сведений и, как следствие, склонностью поставить дату написания Надвратной иконы в зависимость от времени ее появления в Смоленске».

Но ни Писарев, ни безымянный автор статьи к 300-летию Надвратной иконы не ошиблись. Это ошибся наш ученый-богослов, который заявил о «грубой фактологической ошибке», не удосужившись заглянуть в тот самый «исторический источник», на который сослался С.М. Соловьев. Источник этот - сочинение еще одного известного русского историка И.Е. Забелина «Домашний быт русских цариц в XVI - ХVП ст.», где сообщается: «В конце XVI ст. знаменными работами во дворце занимался знаменщик Посник Дмитриев сын Ростовец. В 1584 г. марта 30 он получил в награду сукно английское доброе, за то - знаменовал он на гроб государев царев и в. к. Ивана Васильевича, во иноцех Иону, покров бархат венедицкой чернь гладкой, садили жемчугом с дробницами». Здесь, на основе документов XVI века, со всей определенностью говорится, что в 1584 году Посник Ростовец (Дермин Посник Иванов Ростовец) «знаменовал», то есть делал рисунок покрова на гроб царя Ивана Грозного. Известно, что в 1586 году жалованный царский иконописец писал в Болдинский Троицкий монастырь икону «Богоматерь Смоленская» с праздниками, а в 1589 году «Петр Дер мин с товарыщи» был отправлен в Грузию с посольством князя Звенигородского. Подвело о. Серафима и то, что Аникеев в своей статье, опубликованной в сборнике, не упомянул о Забелине и не сообщил сведений о Постнике Дермине Ростовце, а напечатал все это в статье «"Вратарница" Смоленская» в «Святынях».

Далее о. Серафим, процитировав очередной указанный Аникеевым источник - «Краткое сказание о святой чудотворной иконе Божией Матери, Вратарнице Смоленской», опубликованный в № 22 «Смоленских епархиальных ведомостей», продолжает: «Как видим, священник А. Санковский не указывает, когда была написана Надвратная икона, но при этом подчеркивает, что Борис Годунов к освящению крепостной стены прислал именно "нарочито написанную искусным мастером величественную копию первописанной иконы Богоматери - Одигитрии ", тем самым как бы склоняясь в вопросе о ее написании к 1602 году».

Все это к тому, что о. Серафиму очень не хочется, чтобы икона была написана к освящению крепостной стены. Причину этого мы находим в процитированной им надписи на иконе Богоматери Одигитрии, копии с Надвратной иконы, хранившейся в 1-й батарее 13-й артиллерийской бригады. Надпись эта приведена в том же № 22 «Смоленских епархиальных ведомостей» и подписана: «С подлинной верна. Командир 1-й батареи 13-й артиллерийской бригады подполковник Никитенко. Декабря 30 дня 1902 года, г. Севастополь». Это единственный источник, который не упоминается в статье Аникеева.

О. Серафим пишет: «В данной надписи сообщалось: "Подлинная икона сего образа Смоленской Божией Матери, именуемого Одигитрия, списана в 1535 году при царе Иоанне Васильевиче Грозном с иконы, имеющейся в Смоленском Успенском соборе, которая Евангелистом Лукою вскоре по вознесении Господнем, когда Матерь Божия еще находилась в земной жизни, первая была представлена пред святейшее Ее лице...; находилася с 1602 года в Смоленске, яко покровительница города, а с 1727 года стояла у Днепровских ворот в богине под шатриком... "»

«Таким образом, - приходит к выводу о. Серафим, - приведенная надпись в качестве времени написания Надвратной иконы "Одигитрии" называет 1535 год, что соответствует и подтверждается данными С.М. Соловьева».

Вот те и на! Ведь у Соловьева нет такой даты, он просто привел сведения, содержащиеся в труде Забелина. А там имя Посника Ростовца упоминается под «1584 г. марта 30», а никак не под 1535 годом. Конечно, можно глубокомысленно присочинить, что икону Богоматери Одигитрии Посник Ростовец написал в 1535 году в двадцатилетнем возрасте, а покров на гроб Ивана Грозного «знаменил» уже в шестидесятидевятилетнем. Это было бы вполне в духе о. Серафима. Но учёный-богослов ничего не знает о труде Забелина и продолжает настаивать на приглянувшейся ему версии: «Этой же даты придерживается и И.И. Орловский, выпускник Московской Духовной Академии, известной в тот период своей сильной исторической школой». И далее: «В изданных в 1905 году "Достопамятностях Смоленска", И.И. Орловский совершенно определенно относит написание Надвратной Смоленской иконы Божией Матери "Одигитрии" к 1535 году. "Главную святыню ее (Надвратной Богоматерской церкви - прим. авт.) - составляет чудотворная икона Одигитрии, написанная в Москве в 1535 году и присланная Годуновым к освящению городской стены в 1602 г. Она стояла в нише над воротами, и имела соответствующую форму, т. е. суживалась вверху. Для придания ей 4-угольной формы впоследствии вверху прибавлены по сторонам были 2 треугольника"».

В заключение после Орловского привычно следует очередная «глубокомысленная» сентенция о. Серафима: «Несомненно, что и И.И. Орловский, учившийся у В.О. Ключевского, будучи серьезным профессиональным историком, не без веских на то оснований считает временем написания Надвратной иконы "Одигитрии" именно эпоху царя Иоанна Грозного, а не Бориса Годунова или кого-либо еще».

Поскольку совершенно непонятно, откуда Орловский взял дату — 1535 год, то и оснований нет никаких, так как историк не указал на сей счет никакого источника. Не считать же таковым невесть откуда взявшуюся дату с надписи на поздней копии иконы, принадлежавшей артиллерийской бригаде. Но по о. Серафиму, основания, конечно же, «веские». Что же касается «эпохи царя Иоанна Грозного», то на этом мы уже останавливались. Можно еще добавить, что Посник Ростовец, которого Орловский, «следуя СМ. Соловьеву», называет автором образа Смоленской Богоматери, написанного в 1535 году и поставленного в 1602 году в нише над Днепровскими воротами, как уже упоминалось, в 1589 году был отправлен с посольством князя Звенигородского в Грузию, где писал фрески и иконы в монастырях Кахетии. В 1591 году посольству было предписано возвратить Посника с товарищами или обязательно его одного.

И 1589, и 1591 годы, и упоминавшийся ранее 1586 - год написания Посником иконы в Болдинский монастырь - это время царствования Федора Иоанновича. Хотя хорошо известно, что фактическим правителем страны был Борис Годунов, а не «кто-либо. еще».

Далее о. Серафим переходит к главе «СМОЛЕНСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ». Начинается она с цитаты из В.И. Грачева, «идейного», по мнению о. Серафима, последователя И.И. Орловского. Цитата эта из труда Грачева «Смоленск и его губерния в 1812 году» приведена в статье Аникеева «"Вратарница" Смоленская»: «Икона эта написана художником Постниковым Ростовцем в 1535 году, по повелению царя Иоанна Грозного, с иконы, находящейся в Успенском соборе, в Смоленске. Доска иконы в 2 ½ аршина длины и 1 ½ арш. ширины. Верх иконы заканчивается треугольником, в котором помещено изображение св. Духа, в виде голубя, осеняющего Богоматерь».

Следом о. Серафим приводит пространную цитату из уже известного нам «Описания Смоленской Чудотворной Иконы Божией Матери Одигитрии, находящейся в Надворотной церкви крепостной городской стен только издания 1912 года, где в тексте добавлено, что «Икона Богоматери Одигитрии написана была в 16 веке в г. Москве по повелению царя Иоанна Васильевича Грозного лучшим художником того времени Постником Ростовцем». Возможно, что в издании 1912 года - это редакторская правка того же В.И. Грачева.

Еще одним дополнением в тексте «Описания» стало: «Так как св. икона заканчивается тупым треугольником, по образцу и размеру бывшей ниши в Надворотной Днепровской башне, то для придания ей четырехугольной формы, вверху по бокам к ризе приделаны два недостающих угольника в виде спускающейся занавеси, также из серебра».

Заключает свое обращение к «Описанию» 1912 года о. Серафим очередной сентенцией: «Стоит отметить, что настоящее «Описание...» является изданием Смоленского архиерейского дома, в связи с чем, содержащиеся в нем сведения все-таки следует оценивать как авторитетные». Это к тому, что упоминание в издании 1912 года 16 века и Иоанна Грозного больше устраивает о. Серафима, чем отсутствие оного в издании 1880 года.

Далее у Аникеева: «В.М. Вороновский в своем труде "Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губернии", изданном в 1912 году, вновь со всей определенностью сообщает: "По приказанию царя Бориса Фёдоровича, с этой "первописанной" иконы был заказан лучшему в то время живописцу - художнику Постнику Ростовцу, снимок в увеличенном размере"».

У о. Серафима: «В.М. Вороновский в книге "Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губернии", изданной в 1912 году, повторяет ошибку, допущенную его предшественниками, и вновь указывает на 1602 год, как на время написания Надвратной иконы "Одигитрии"». Далее следует пространная цитата из Вороновского.

Подводя итог своему варианту, списанного с Аникеева обзора трудов дореволюционных историков и краеведов, о. Серафим пишет: «Из всех выше приведенных версий о времени написания Надвратной Смоленской иконы Божией Матери "Одигитрии", наиболее соответствующей действительности, на наш взгляд, является мнение о том, что она была написана именно в эпоху Иоанна Грозного и, в частности, в 1535 году. Данная точка зрения поддерживается такими авторитетными историками, как С.М. Соловьев, И.И. Орловский и многими их последователями, кроме того, она не противоречит и трудам других не менее уважаемых авторов - священника Н.А. Мурзакевича, П. Никитина, Н.В. Трофимовского».

Все тот же напор в утверждении версии Орловского, все то же неправомерное привлечение к этому других авторитетов.

«Помилуйте, - скажет утомленный всеми этими сравнениями текстов читатель, - а почему автор решил, что о. Серафим непременно следовал его статье «"Вратарница" Смоленская»? Ведь труды смоленских дореволюционных краеведов всем известны, и ни один исследователь смоленской истории не может их миновать. Вот и о. Серафим мог самостоятельно провести свое "маленькое исследование"». И действительно, ученый-богослов вполне мог бы опустить парочку источников, использованных в статье Аникеева. Но о. Серафим продолжает в точности следовать ему и дальше, перешагивая в советский период и не пренебрегая даже газетными заметками.

Это означает, что неделя за неделей, часами, Аникеев листал в библиотеке пожелтевшие подшивки газеты «Рабочий путь» конца 20-х годов, отыскивая в массе лоскутных информации и распоряжений советской бюрократии крохотные редкие заметки, подписанные «И.Х.» (Иван Хозеров). А благочестивый о. Серафим, пользуясь указанным у Аникеева источником, заказал в библиотеке нужную подшивку, в минуту нашел необходимый номер газеты, ознакомился с материалом, обстоятельно дописал его и выдал за собственное «исследование». Казалось бы, что тут такого предосудительного? Может быть, по нынешним временам и ничего, но среди исследователей - людей порядочных - раньше так поступать было не принято.

В статье Аникеева говорится: «Послереволюционная судьба иконы покрыта завесой молчания. С установлением в городе советской власти отношение к церковным святыням меняется. В конце 20-х годов проходит массовое закрытие смоленских храмов. 22 августа 1928 года эта участь постигает надвратную Одигитриевскую церковь». Далее автор приводит фрагменты двух заметок в газете «Рабочий путь» 1928 и 1929 годов, в которых сообщается о закрытии «бывшей Богоматерской церкви» и о передаче «"знаменитой иконы Смоленской Богоматери" в музей». После этого следует предположение, что «Сама икона, вероятнее всего, была отправлена в Атеистический музей, экспозиция которого с 1934 года размещалась в закрытом для богослужения Успенском кафедральном соборе».

О. Серафим, по сути, все повторяет, приводя те же цитаты, только в конце, в присущем ему блистательном стиле, высказывает «собственное» предположение: «Скорее всего, в данной газетной заметке под музеем подразумевается как раз антирелигиозный музей, хотя не исключено, что, быть может, и какой-либо другой». Какой, о. Серафим не уточняет, но дальше следует: «... антирелигиозный музей был переведен в закрытый в 1933 году Свято-Успенский кафедральный собор: Соответственно в кафедральный собор перенесли и Надвратную икону "Одигитрии"».

Далее Аникеев приводит сведения о работе в Смоленске в июле 1929 года научно-исследовательской экспедиции Главнауки, содержащиеся в опубликованной в «Рабочем пути» заметке исследователя древнего смоленского зодчества Ивана Макаровича Хозерова, в то время инспектора облОНО. Здесь, после сообщения, что экспедиция обследовала древнейшие иконы Успенского собора, приведена цитата из Хозерова: «Одна из них, икона Одигитрии, отмеченная в свое время академиком Н.П. Кондаком (историком византийского и древнерусского искусства академиком Н.П. Кондаковым. - В.А.), является монументальным иконописным памятником XIV века; икона в значительной степени записана и требует расчистки».

Упоминания о том, что это икона из Надвратной церкви, здесь нет. Более того, судя по дневникам экспедиции, Хозеров под «монументальным иконописным памятником ХIV века» имел в виду икону, за которой закрепилось название «Богоматерь Иерусалимская» (См. «Святыни», глава «"Иерусалимская" икона»). Но о. Серафим, почти полностью перепиши заметку Хозерова, вдруг пускается в рассуждения: «Как видим, в начале здесь речь идет о некоей иконе, "отмеченной в свое время" известным исследователем византийского и древнерусского искусства Н.П. Кондаковым, которую члены экспедиции датировали ХIV веком... Если это действительно Надвратная икона "Одигитрии", то мы можем констатировать, что вышеназванные ученые отнесли время ее написания к XIV веку, а также и то, что в 1929 году она находилась в Свято-Успенском соборе», И далее ученый-богослов в очередной раз разражается: «Такая датировка не соответствует утверждению С.М. Соловьева, И.И. Орловского и некоторых других авторов о написании Надвратной иконы в эпоху царя Иоанна Грозного и уж тем более идет в разрез со взглядом С.П. Писарева и его последователей, относивших образ к 1602 году».

Затем Аникеев сообщает о прибытии в Смоленск из Москвы в начале марта 1930 года «ударной бригады» из четырех человек во главе с профессором В.К. Клейном. Целью приезда столичных искусствоведов являлся «отбор произведений искусства, необходимых для проведения экспортных операций», то есть - попросту изъятие из музея произведений искусства для продажи их за границу. Этот очень интересный материал, собранный и опубликованный учёным из города Рославля М.В. Ивановым (в статье Аникеева, разумеется, есть ссылка на источник), не содержит никаких конкретных сведений об иконе с Надвратной церкви. Но в нем упоминается отобранная к изъятию «большая» икона Одигитрии XVI века с двумя ангелами в угловых клеймах, в связи с чем Аникеев пишет: «О какой иконе Одигитрии XVI века (двухсторонняя древняя икона здесь исключается) идёт речь — непонятно. Характеристика "большая" подходит к иконе из надвратной церкви. Но тогда неясно, как икона из церкви, закрытой в августе 1928 года, попала в действовавший до августа 1933 года кафедральный собор. И если надвратная икона попала в музей, как об этом сообщается в газете "Рабочий путь", то почему в списке произведений, отобранных к изъятию в 1930 году, она упоминается без инвентарного музейного номера?»

Добродетельный о. Серафим и здесь не упускает возможность попользоваться не своим. Оставив сообщение о работе «ударной бригады» под руководством профессора В.К. Клейна на потом, после очередного настоятельного напоминания об «утверждении С.М. Соловьева» и «эпохе царя Иоанна Грозного», наш богослов глубокомысленно «размышляет»; «В то же время встает и еще один вопрос - как Надвратная икона оказалась в Свято-Успенском соборе, если мы знаем, что она была отправлена в музей и, возможно, музей антирелигиозный?»

И снова здесь нет никакого упоминания о статье Аникеева. Более того, вволю попользовавшись чужими трудами, о. Серафим не преминул ошельмовать их автора.

Вторую часть своего «небольшого исследования», опубликованную в «Смоленских епархиальных ведомостях» № 2 за 2009 год, о. Серафим начинает с главы «ПРЕДМЕТЫ СТАРИНЫ И ИСКУССТВА - НА ЭКСПОРТ». На сей раз он «разрабатывает» два абзаца из статьи Аникеева, где приводятся сведения о работе в Смоленске в начале марта 1930 года «ударной бригады» под руководством профессора В.К. Клейна, о чем мы уже ранее упоминали. Сведения эти Аникеев почерпнул из статьи М.В. Иванова «Страницы истории музейного дела. Документы и факты», опубликованной в журнале «Край Смоленский» № 9-10 за 1994 год. При этом Аникеев на источник ссылается. Несколько иначе поступает о. Серафим. Пересказав Иванова в том, как большевики наладили продажу музейных ценностей за границу, и указав его статью как источник, о. Серафим в исследовательской части, касающейся отбора икон из смоленского музея, ссылается уже не на Иванова, а на архивные документы, хотя все сведения, которые он приводит, в статье Иванова содержатся, в том числе указан и архивный источник. Тем самым подразумевается, что исследователь здесь вроде бы уже не Иванов, а сам о. Серафим. Так, у Аникеева: «Третьей в списке без инвентарного музейного номера значится: «Икона Смоленской Одигитрии с двумя ангелами в клеймах угловых, XVI век, Ярославские письма (большая) 1.500 р.» (далее стоит ссылка на статью Иванова). У о. Серафима: «Среди произведений отобранных из музея прикладного и декоративного искусства была «Икона Смоленской Одигитрии с двумя ангелами в клеймах угловых, XVI век, Ярославские письма (большая) 1.500 р.» В «Списке...» она значилась третьей, но при этом без инвентарного номера» (здесь у о. Серафима стоит ссылка на архивный источник). Комментировать подобный метод «исследования» мы не будем.

Далее, упомянув о том, что в своей статье Иванов сообщает, что «в рукописи Олсуфьева за 1929-1933 гг. идет речь о находившейся в Соборе «Смоленской Одигитрии» «очень большого размера», проблематично отнесенной к XIV веку», о. Серафим в очередной раз пускается в рассуждения: «Вполне возможно, что здесь имеется ввиду Надвратная икона «Одигитрии». Если это действительно так, то получается, что Ю.А. Олсуфьев, также как и члены научно-исследовательской экспедиции Главнауки, работавшей в Смоленске в 1929 году, считает временем написания Надвратной иконы XIV век. Однако датировка Олсуфьева тоже может вызвать сомнения, поскольку нужно учитывать, что «ударная бригада» работала в Смоленске всего несколько дней и занималась, в первую очередь, не научным исследованием, а изъятием произведений искусства, наиболее подходящих для продажей за границу».

Все эти домыслы о. Серафима насчет «не научного исследования, а изъятия» совершенно излишни, так как в рукописи члена «ударной бригады» Олсуфьева 1929-1933 годов, где перечислены памятники древнерусской станковой живописи Западной области, подлежащие государственной охране, упомянута, находящаяся и ныне в Успенском соборе, икона Одигитрии «очень большого размера», за которой закрепилось название Богоматери Иерусалимской. В 1921 году на эту икону обратил внимание исследователь древнерусской живописи Г.В. Жидков, он же определил ее как византийскую икону XIV века. Экспедиция Главнауки 1931 года провела обследование состояния «большой иконы Одигитрии» в доступных для обозрения местах» и определила, «что памятник в древних частях относится к 14 в. и представляет фрагмент - образчик высокого художественного мастерства» (подробнее см. «Святыни», глава «"Иерусалимская" икона»).

После рассуждений о скороспелых выводах Олсуфьева и членов экспедиции Главнауки 1929 года о. Серафим приходит к выводу: «Исходя из всего сказанного, необходимо еще раз отметить, что конечный итог относитеіьно времени написания Надвратной Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрии» можно будет подвести лишь после ее полного научно-исследовательского анализа».

Вполне здравая мысль, но высказывает ее о. Серафим, оказывается, для того, чтобы с новой силой обрушиться на других московских ученых. Он пишет далее: «Но, к сожалению, уже можно встретиться с совершенно необоснованными, нелепыми и научно не подтвержденными заявлениями некоторых исследователей, которые спеша предвосхитить события, подвергают сомнению подлинность Надвратной иконы «Одигитрии», находящейся в смоленском Свято-Успенском кафедральном соборе. Так в книге И.Я. Качаловой, Н.А. Маясовой и Л.А. Щенниковой «Благовещенский собор Московского Кремля: к 500-летию уникального памятника русской культуры», изданной в 1990 году, в примечании 5 на странице 75 в несколько тенденциозном советском русле говорится: «Почитавшаяся как древняя «чудотворная» икона... стояла в Успенском соборе Смоленска до 1941 года, когда она бесследно исчезла. В настоящее время в действующем соборе города Смоленска находится поздняя икона «Богоматерь Одигитрия» (вероятно, XVII - XVIII вв.) в окладе 1954 г., живопись которой скрыта под потемневшей олифой; она выдается за древнюю «чудотворную»

Здесь следует отметить, что книга старших научных сотрудников Государственных музеев Московского Кремля И.Я. Качаловой, Н.А. Маясовой и Л.А. Щенниковой «Благовещенский собор Московского Кремля», изданная в 1990 году к 500-летию уникального памятника русской культуры, является блестящей монографией не только для своего времени, и узнал о ней о. Серафим наверняка из всё той же статьи Аникеева, где процитировано мнение московских ученых и указан источник со ссылкой на то самое «примечание 5 на странице 75». Стремление всячески дискредитировать авторов, чье мнение не совпадает с выбранной о. Серафимом версией, проходит через все его «исследование». Но все-таки недостойно молодому человеку, тем более возведенному в священнический сан, упрекать в «советской тенденциозности» ученых-подвижников, внесших огромный вклад іі изучение и сохранение памятников древнерусского искусства в непростых условиях господства атеистической идеологии.

Однако продолжим цитировать о. Серафима: «В первую очередь поражает то, что авторы данного труда, являясь специалистами в области искусствоведения, позволяют себе высказывать такие суждения о Надвратной иконе «Одигитрии», которую они не исследовали, ни кто-либо другой, начиная, по крайней мере, с 1941 года. Кроме того, как можно датировать икону XVII - XVIII вв., даже с оговоркой «вероятно», отмечая при этом, что живопись ее «скрыта под потемневшей олифой»?! Налицо явное противоречие самим себе».

Позволим себе еще раз прервать нашего неистового обличителя и напомним: кроме размеров и краткой характеристики Трофимовского, что икона «письма старинного византийского», нам об иконе из Надвратной церкви больше ничего не известно. Это вовсе не значит, что она никогда не обследовалась. Наверняка икону осматривала лучший специалист по древнерусскому лицевому шитью и прикладному искусству доктор искусствоведения Наталия Андреевна Маясова, которая не могла не побывать в Успенском соборе города Смоленска, где хранится знаменитая плащаница князей Старицких, о которой она неоднократно писала. Есть также в одном из ее трудов упоминание о том, что в настоящее время в действующем соборе Смоленска находится «большая местная икона под темной олифой и окладом 1954 г. По всей видимости, икона XVII - XVIII вв.».

Что же касается возмущения о. Серафима по поводу того, как можно было под слоем потемневшей олифы разглядеть живопись XVII - ХѴШ веков (он называет это «явным противоречием самим себе»), то ученый-богослов может и не знать, что возраст иконы определяется специалистами и основном по ее обороту (породе и состоянию древесины, пропорциям и характеру обработки доски, шпонкам и др.), так как лицевая сторона иконы чаще всего бывает записана или скрыта под слоем потемневшей олифы.

Завершает свое «развенчание» московских ученых о. Серафим следующей фразой: «И уж совсем непонятно, зачем и на основании чего Качалова, Маясова и Щенникова заявляют, что Надвратная икона «Одигитрии, с 1941 года хранящаяся в Свято-Успенском соборе Смоленска, якобы выдается за древнюю «чудотворную», в то время, как священнослужителями и верующими она, наоборот, почитается именно как «Надвратная» -то есть та, которую в 1602 году прислал царь Борис Годунов, и, которая в 1812 году находилась на Бородинском поле. Таким образом, данное мнение само свидетельствует о своей полной несостоятельности».

Что ж, здесь ничего не остается, как только попенять известным ученым за то, что они вместо иконы с Надвратной церкви («годуновской») указали «древнюю» икону, хотя смысл их высказывания вовсе не в том, какая икона за какую выдается, а в том, что находящаяся ныне в Успенском соборе икона, «вероятно», более позднего времени, чем «эпоха царя Иоанна Грозного», куда, следуя «утверждению И.И. Орловского», столь ревностно определяет ее о. Серафим. Не могли, конечно, ученые знать, что 5-летний, на момент издания их монографии, Володя Амельченков вырастет и уличит их «в совершенно необоснованных, нелепых и научно не подтвержденных заявлениях».

Всех изобличил праведный о. Серафим: и дореволюционных краеведов, «не совпавших» с Орловским, и специалистов-реставраторов Главнауки и «ударной бригады», и столичных ученых - историков и искусствоведов. Наконец пришел черед главного «кощунника».

Как видно, о. Серафим покопался в моей биографии и остался весьма доволен. Я действительно в его возрасте был всего лишь старшим научным сотрудником Смоленского областного музея изобразительных и прикладных искусств им. С.Т. Коненкова. Что же касается «непрофессионального историка», то и здесь ученый-богослов абсолютно прав. Но заботливое «обнародование» моего непрофессионализма о. Серафимом мне льстит: Боже меня сохрани от каких-либо аналогий, но и Никифора Мурзакевича его коллеги-клирики называли «неученым дьяконом». Сам о. Серафим, несомненно, считает себя профессиональным историком, поскольку помимо обучения в Смоленской духовной семинарии и в Московской Духовной Академии он еще заочно окончил исторический факультет Смоленского государственного университета. Более того, на момент написания своего «небольшого исследования» о. Серафим был уже автором упомянутой нами ранее книги «Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны». Правда, монографией, написанной историком, эту книгу не назовешь, скорее - это краеведческое издание. Причем, на наш взгляд, довольно одиозное. Это единственная книга о Великой Отечественной войне на Смоленщине, где не называются цифры в 151319 мирных жителей и 230137 военнопленных, погибших в годы оккупации на Смоленской земле от рук немецко-фашистских захватчиков, а упоминается «о страшных, исполненных трагизма, но в то же время и судьбоносных годах оккупации, попущенных Богом для вразумления нашего народа». Страшные, кощунственные слова. Впрочем, мы не ставим задачу оценивать книгу будущего о. Серафима, а отошлем читателя к рецензии на книгу Владимира Амельченко «Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны» обозревателя газеты «Аргументы и факты» Григория Пернавского («АиФ-Смоленск», № 15, 2007 г.), которая начинается словами: «Полуправда хуже лжи. Эта старая истина не раз приходила мне в голову, когда я читал работу г-на Амсльченкова».

Однако вернемся к «бывшему старшему научному сотруднику», который, «не дожидаясь исследования, подверг сомнению подлинность Надвратной Смоленской иконы». Надеюсь, что здесь о. Серафим имел в виду не собственное «небольшое исследование», а обследование иконы, которое никоим образом не зависело от Аникеева и могло быть проведено только по благословлению высших церковных властей. Но ведь и сам о. Серафим, также «не дожидаясь исследования», рьяно отстаивает «свою» (то есть -Орловского) точку зрения о написании иконы в 1535 году. Напомним, что Орловский никак не объяснил появление этой даты, лишь о. Серафим глубокомысленно заметил, что «не без веских на то оснований», но каких – умолчал.

Суждение же московских ученых о значительно более позднем происхождении иконы, по о. Серафиму, разумеется, «беспочвенное»: «В своей статье «Вратарница Смоленская», опубликованной в 2006 году в VI томе сборника материалов международной научно-практической конференции Кулыпура и письменность славянского мира», проходившей в Смоленске 24 мая 2005 года, Аникеев помимо мнений некоторых дореволюционных авторов по поводу датировки Надвратной иконы «Одигитрии» приводит также и только что разбиравшееся беспочвенное суждение И.Я. Качаловой, Н.А. Маясовой и Л.А. Щенниковой, никак его не анализируя».

Но каково: «помимо мнений некоторых дореволюционных авторов по поводу датировки Надвратной иконы «Одигитрии»! И это о том, что О. Серафим усердно переписал, пользуясь источниками, указанными у Аникеева, и опубликовал на почти десяти (!) журнальных страницах.

Правда, справедливости ради, нужно сказать, что иногда автор «небольшого исследования» пускается в собственные рассуждения. Вот очередное из них: «Пытаясь показать невозможность написания «Надвратной» иконы в 1535 году, В.М. Аникеев ссылается на то, что об этом ничего не упоминается в летописях, в которых, например, повествуется о том, как в 1456 году в Москве с древней чудотворной иконы «Одигитрии», написанной евангелистом Лукой, перед её возвращением в Смоленск, выл сделан список, поставленный в Благовеіценском соборе Московского Кремля, а позже в 1525 году, перенесённый в Смоленский собор Новодевичьего монастыря».В.М. Аникеев ссылается на то, что об этом ничего не упоминается в летописях, в которых, например, повествуется о том, как в 1456 году в Москве с древней чудотворной иконы «Одигитрии», написанной евангелистом Лукой, перед её возвращением в Смоленск, выл сделан список, поставленный в Благовеіценском соборе Московского Кремля, а позже в 1525 году, перенесённый в Смоленский собор Новодевичьего монастыря».

«Показать невозможность написания «Надвратной» иконы в 1535 году» я, конечно, не пытался. Это о. Серафим пытается «показать возможность и. написания «Надвратной» иконы в 1535 году». В статье Аникеева говорится лишь о единственном известном списке с «древней» иконы, «сделанном задолго до воцарения Бориса Годунова», в 1456 году, по повелению великого князя московского Василия П Темного и переданном его внуком великим князем московским Василием III Ивановичем в 1525 году в соборный храм основанного им Новодевичьего монастыря. «Каких-либо сведений об иконах Богоматери Одигитрии Смоленской под 1535 годом (то есть, десятью годами позже упомянутого события) не обнаружено», - сообщает далее Аникеев.

Пересказав уже известное, в ответ на последнюю фразу о. Серафим приводит свои «контраргументы»: «что же касается написания иконы «Одигитрии» (ставшей впоследствии Надвратной Смоленской) в 1535 году при царе Иоанне Грозном, то в тот момент, вероятно, она не предназначалась ни для какой важной цели, а потому вполне естественно, что в летописях о ее написании ничего не сказано. Ведь не фиксировали же летописцы написание вообще всех икон, писавшихся на Руси!» Остается только развести руками. Подобных «аргументов» следовало бы ожидать от семинариста-первокурсника, но никак не от доктора богословия. Здесь очередная абсурдность суждений: если икона «не предназначалась ни для какой важной цели» и «вполне естественно, что в летописях о ее написании ничего не сказано», то откуда тогда эти конкретные цифры времени написания иконы: «1535 год»? Ведь датированных икон XVI века буквально единицы, и все они связаны с каким-либо именем или событием, отмеченным в летописи, «ведь не фиксировали же летописцы написание вообще всех икон, писавшихся на Руси!» (ставшей впоследствии Надвратной Смоленской Ведь не фиксировали же летописцы написание вообще всех икон, писавшихся на Руси!» Остается только развести руками. Подобных «аргументов» следовало бы ожидать от семинариста-первокурсника, но никак не от доктора богословия. Здесь очередная абсурдность суждений: если икона то откуда тогда эти конкретные цифры времени написания иконы: «1535 год»? Ведь датированных икон XVI века буквально единицы, и все они связаны с каким-либо именем или событием, отмеченным в летописи, «ведь не фиксировали же летописцы написание вообще всех икон, писавшихся на Руси!»

Очередное раздражение вызвало у о. Серафима высказанное Аникеевым мнение, что утверждение Орловского, будто после захвата Смоленска поляками в 1611 году «одна Надворотная икона Богоматери по-прежнему стояла на воротах города, и к ней прибегали смоляне с молитвами в эти бедственные дни» - маловероятно, так как поляки не только разрушали и закрывали православные храмы и обращали их в костелы, но и с 1639 года запретили в Смоленске богослужение по православно-греческому обряду». И что, «скорее всего святыня была укрыта в одном из уцелевших храмов, тем более что при осаде Днепровская воротная башня была частично разрушена и впоследствии восстанавливалась поляками».

На, всё это незамедлительно следует назидательное «отце серафимовское»; «Между тем И.И. Орловский в своей книге «Смоленск и его стены. Краткая история Смоленска и его крепости» достаточно четко указывает. что «все смоленские церкви были обращены в костелы...» Но об этом же пишет и Аникеев. Тем не менее, не замечая в тексте Аникеева слон «скорее всего» о. Серафим выдает предположение оппонента за утверждение и обрушивается на автора: «Мнение же В.М. Аникеева о том, что Надвратную икону укрыли «в одном из уцелевших храпов» также является совершенно не обоснованным, поскольку в годы польского господства в Смоленске не было ни одного православного храма». о том, что Надвратную икону укрыли «в одном из уцелевших храпов» также является совершенно не обоснованным, поскольку в годы польского господства в Смоленске не было ни одного православного храма».

Здесь, справедливости ради, следует отметить, что «в годы польском господства» в Смоленске существовали православные храмы. Более того, после заключения в 1618 году между Россией и Польшей Деулинского перемирия, в Смоленске в 1621 году «привилеем» короля Сигизмунда 111 были восстановлена православная архиепископская кафедра. Правда, в 1633 году другим «привилеем» другого польского короля Владислава IV «вси церкви в замках, местах, местечках, волостях и данинах», всего 260 храмов и монастырей Смоленской епархии, были переданы в ведение униатов, главой которых в Смоленске был униатский архиепископ Лев Кревза Ржевусский. В 1639 году, как уже упоминалось, в Смоленске было запрещено богослужение по православно-греческому обряду (см. подробнее «Святыни», статья «Церковь Петра и Павла»).

Откуда же взялась версия, что «скорее всего святыня была укрыта » одном из уцелевших храмов»? Во-первых, запретив служение по православно-греческому обряду, могли ли сменившие католиков униаты, люто ненавидевшие православных «схизматиков», оставить на виду всего города икону, являющую собой, хоть и в списке, но одну из главных православных Святынь? Во-вторых, при осаде Смоленска поляками Днепровская воротная иптя, где находилась Надвратная икона, была частично разрушена и вос-анавливалась, о чем в статье Аникеева упоминается. В-третьих, помимо древних каменных храмов, разрушенных или приспособленных поляками под костелы, в городе, наверняка, было еще множество деревянных церквей. Об одной такой деревянной Одигитриевской церкви есть упоминание у Н.В. Трофимовского в его «Историко-статистическом описании Смоленской епархии»: «... есть известие, что на этом месте, именно на верхнем рынке, стояла деревянная церковь еще в 1655 г., когда Божия Матерь (древ-имн икона Богоматери Одигитрии Смоленской - В.А.), по присоединении Смоленска к России, возвращена была из Ярославля в Смоленск. Так как в это время собор Мономахов уже не существовал, и на этом месте построен был католический костел, еще не обращенный в православный - то Одигитриевская церковь заняла место собора, и в ней до некоторого времени поставлена была чудотворная икона Божией Матери». Если была Одигитриевская церковь, в которую в 1655 году временно поместили древнюю Икону, возвращенную из Ярославля, то в местном ряду этой церкви обязательно должна была стоять храмовая икона Богоматери Одигитрии Смоленской Какая? Здесь есть над чем поразмышлять. Но о. Серафим не велит, так как Орловский уже «достаточно четко указал».

Обычные рассуждения и предположения Аникеева, причем не голословные и безапелляционные, как это часто бывает у о. Серафима, а основывающиеся на фактах, почему-то вызывают пафосный гнев ученого-богослова. Вот и далее, в подкрепление своего вывода, что мнение Аникеева о возможном укрытии Надвратной иконы в одном из уцелевших храмов «также является совершенно не обоснованным», о. Серафим, помимо ссылки на Орловского, приводит ещё одну цитату: «Кроме того, В.И Грачев, говоря о возвращении Смоленска в состав русского государства, пишет «Наконец, в 1654 году государю Алексею Михайловичу удаюсь возить Смоленск под власть России. 23-го сентября царь торжественно на город через главные Фроловские ворота, и первая благодарственная молитва царя, несомненно, была обращена к иконе Божией Матери Надворотной».

В.И. Грачев, родившийся в 1865 году и скончавшийся уже в советское время, в 1932 году, выдается здесь за очевидца. Причем о. Серафим опровергает Аникеева с такой убежденностью, что невольно представляется, как Алексей Михайлович в царских одеждах со свитой въезжает в Смоленск, а в толпе встречающих его горожан скромно в форменном сюртуке стоит Грачев и взирает на то, как государь поворачивается к иконе Божией Матери Надворотной и осеняет себя крестным знамением.

Впечатляющее могло быть зрелище. Только царь Алексей Михайлович 23 сентября 1654 года принимал сдачу города у Молоховских ворот, то есть с противоположной Днепровским воротам южной стороны. Там же, 24 сентября, «перед царским станом, против Молоховских ворот была устроена тафтяная походная церковь во имя Воскресения Христова». 25 сентября митрополит Корнилий освятил эту церковь и отслужил в ней благодарственный молебен за взятие Смоленска. Сведения эти приводит Орловский, который, в свою очередь, почерпнул их из архивных материалов. А вот об иконе Божией Матери Надворотной или, хотя бы, о Днепровских (Фроловских) воротах, в связи с упоминаемыми событиями, в этих источниках ничего не говорится.

Понятно, что последователь Орловского историк-краевед XIX века Грачев в цитируемом отрывке его труда не руководствовался какими-либо историческими документами, а образно представил события двух с половиной вековой давности. Но о. Серафим охотно приводит вымышленную версию Грачева - в пику Аникееву.

При этом следует заметить, что Аникеев вовсе не опровергает Орловского, а только высказывает отличное от него мнение. О. Серафим же старательно противопоставляет известного дореволюционного историка-краеведа (и «многих его последователей») неизвестному журналисту, не являющемуся к тому же «профессиональным историком». То, что доктору богословия не дают покоя лавры Орловского, - очевидно. И недаром о. Серафим мнит себя его последователем: Орловский надежен, он как бы классик смоленского краеведения. Кроме того, на трудах преподавателя церковного учебного заведения незримо стоит: «Дозволено цензурой», что для о. Серафима, наверняка, крайне важно. Орловским можно прикрыться, на него можно безбоязненно сослаться.

Иван Иванович Орловский (1869-1909) был настоящим подвижником. Его жизнь была до обидного короткой, но для смоленской историографии он сделал очень много. Достаточно вспомнить его труды: «Смоленская стена 1602-1902. Исторический очерк Смоленской крепости в связи с историей Смоленска», «Достопамятности Смоленска», «Смоленск в истории дома Романовых», «Смоленский поход царя Алексея Михайловича в 1654 г.», «Краткая география Смоленской губернии» и блестящую монографию «Борисоглебский монастырь в Смоленске на Смядыни и раскопки его развалин». Это его перу принадлежат слова: «В Смоленске, что ни шаг – история. Во времена бедствий погибли весьма многие его исторические памятники, особенно письменные, но тем дороже для нас сохранившиеся здесь остатки старины и тем ценнее исторические воспоминания, возбуждаемые ими. Изучать эти памятники и охранять их - есть священнейший долг каждого образованного гражданина и каждого верного сына своей Родины». Как и каждый исследователь. Орловский тоже допускал ошибки, и никогда не шельмовал своих коллег. Напротив, мы знаем, с каким возмущением отозвался он о чиновнике при губернаторе П.Е. Никитине, фактически переписавшем «Историю губернского города Смоленска» Никифора Мурзакевича и допустившем пренебрежительные высказывания в адрес автора и его труда.

Церковному чиновнику двадцати пяти лет от роду, с ученым званием, о котором Орловский не мог и мечтать, должно было бы поспособствовать увековечению памяти смоленского краеведа-исследователя. Если церковным учреждениям и учебным заведениям не принято присваивать имена светских лиц, то хотя бы бюст историка-краеведа и преподавателя женского епархиального училища мог бы занять место в одном из 3-х епархиальных учебных заведений. Пока же память об И.И. Орловском увековечена недавно открытой мемориальной доской и камнем на условной могиле, так как подлинная могила его была утрачена с уничтожением большевиками Вознесенского кладбища, на котором был похоронен историк. Страшным кощунством нужно считать то, что улица, в нескольких метрах от которой находится условная могила Орловского, носит имя кровавого палача Петра Лазаревича Войкова, принявшего непосредственное участие в уничтожении Царской семьи в 1918 году. А могла бы носить имя подвижника земли смоленской Ивана Ивановича Орловского. Вот бы чем озаботиться епархиальному секретарю, с достоинством восседающему в чиновных президиумах.

Однако в очередной раз вернемся к «исследованию» доктора богословия. Далее о. Серафим переходит к «ДОКАЗАТЕЛЬСТВАМ ПОДЛИННОСТИ ИКОНЫ ОДИГИТРИИ», начиная их с хлесткой фразы: «Самым неприемлемым в статье В.М. Аникеева является его заявление о том, что Икона Божией Матери «Одигитрии», находящаяся ныне в Смоленском Свято-Успенском кафедральном соборе - вовсе не та, которая до 1928 года таяла в Богоматерской церкви над Днепровскими воротами». в статье В.М. Аникеева является его заявление о том, что Икона Божией Матери «Одигитрии», находящаяся ныне в Смоленском Свято-Успенском кафедральном соборе - вовсе не та, которая до 1928 года таяла в Богоматерской церкви над Днепровскими воротами».

Приведя основной аргумент Аникеева - несоответствие размеров Надвратного образа размерам иконы, в настоящее время находящейся в Свято-Успенском соборе, о. Серафим излагает свои «доказательства»: «Начиная со священника Никифора Мурзакевича, все дореволюционные авторы указывают такие размеры Надвратной иконы - 2, ½ аршина в длину и 1, ½ аршина - в ширину, что в переводе на современные меры составляет примерно 177, 8 х 106, 86 см».

Здесь обстоятельный о. Серафим существенно исправил размеры, приведеиные Аникеевым: «2, ½ аршина х 1, ½ аршина - примерно 178 х 107 см». Особенно умиляет у о. Серафима: «примерно 106, 86 см», где ученый-богослов указывает шесть десятых миллиметра у иконы, размер которого превышает 1 метр.

Далее у о. Серафима следует: «Размеры же иконы ныне стоящей Свято-Успенском соборе - около 245 см. в длину и 130 см - в ширину. На первый взгляд это, действительно, может показаться веским доказательством неподлинности соборной иконы».