Писатели, особенно в России, самые настоящие владельцы территорий. Как Питер, так Пушкин, да Достоевский, да приставший к ним Блок. Как Москва, так опять же Пушкин да приставший Булгаков. Как Тамань, так Лермонтов; как Ялта, так Чехов. Как Рязань, так Есенин. Как Север, так Шергин. Из современников: как Воронеж, так Платонов, как Енисей, так Астафьев; как Байкал, так Распутин; как Вологда, так Белов. Можно продолжить: Дагестан - Гамзатов, Башкирия - Мустай Карим, Калмыкия -  Давид Кугульдинов, Грузия - Думбадзе, Чиладзе, Молдавия - Друце, Чобану, Латвия - Вилис Лацис…   Словом, не занятых территорий нет. 

Я вот попал первый раз в Ялту, иду по набережной и сразу соображаю: да, вот тут гуляла уехавшая от мужа дама с собачкой, и тут встретил её уехавший от жены Гуров, герой повести. Реально гуляли, даже в этом не сомневаешься. Хотя ирреальны, выдуманы, сочинены, иллюзия, галлюцинация, виртуальность. Нет, в том и штука - живые. Как иначе: имеют имя. А оно даётся при крещении.  Не крещёные? Тогда как им умирать? А они не умрут: им Чехов безсмертие дал. А кто он такой, чтобы людьми распоряжаться? Он писатель. А-а. Вот оно как бывает. 

Первый раз был в Ялтинском Доме творчества, да ещё в таком элитно-престижном, да ещё в бархатный сезон - золотая осень - в самом начале 70-х годов уже прошлого века. А вроде так недавно, и так радостно и ярко помнится. Сам и помыслить бы не мог о таком счастье жизни, но помог очень знаменитый тогда писатель Владимир Тендряков, земляк. Не у одних евреев солидарность, у вятских писателей тоже. Я работал редактором в издательстве «Современник», и мне досталась для редактирования его книга. Редактировать знаменитого Тендрякова? Смешно! Я очень даже робел перед ним, но после первых встреч увидел, что он начисто лишён даже тени славолюбия, прост, с юмором. Я осмелился показать ему свои рассказы, составлял первую книгу. Владимир Фёдорович их прочёл и сам вызвался написать предисловие. Конечно, оно помогло рукописи продвигаться. Он-то и предложил вместе поехать в Ялту. Хотя формально я не мог претендовать на путёвку в Дом творчества: не член Союза писателей. Но его жена, красавица Наталья Григорьевна, всё прекрасно устроила. Я заплатил за путёвку. Вроде и немного, но сразу скажу, что для нас с женой и это было трудно: выплачивали кредит за кооператив, но жена радовалась за меня и отказалась от покупки осеней обуви- купил билет и через три дня после Тендряковых оказался в Крыму. От вокзала Симферополя троллейбусом до Ялты, там, от остановки поднялся по восхитительной змееобразной дороге среди вовсю цветущей зелени, и вот предел мечтаний - я в Доме творчества.  

В регистратуре спросил о Тендряковых. Да, здесь, живут на втором этаже. Он каждое утро бегает к морю.  Оказывается, они говорили им обо мне. Что приеду, что хотя я и не член Союза писателей, но писатель. Мне уже выделено место жительства. Не апартаменты, а служебная комната с маленьким окном, выходящим во двор. Кровати нет, только диван. Но это для меня был такой восторг!  Стол есть. Чего ещё писателю нужно: голову с собой привёз, не забыл.  

В комнате громко работало радио. «Мицно время двенадцать годин, двадцать хвилин», - услышал я. А вскоре радио поведало, что «погода буде хмарна, без опадив». Радио, чтоб не мешало, выключил. 

Прежний житель этого помещения, сантехник, высокий и белокурый, был первым моим знакомым в Доме творчества. Он особо со мной не церемонился, да и я с ним. 

Познакомились. 

- Александр, - сказал он, -  с утра Сашкой звали. А здесь вообще Сашок. Сашок и Сашок. А уже тридцать пять. А за что тебя сюда загнали? Со мной сравняли. За меня не переживай, у меня в городе комната в коммуналке. Тут иногда падал на пересыпку или когда ночью что случалось. Не могли тебе номер дать? 

- Мордой не вышел. 

- Но ты разрешишь иногда зайти, пересидеть полчасика?   

В дверь постучала и вошла дежурная: 

- Сашок, на тебя заявка. С кухни. Срочно. Позвоню, что ты уже идёшь, - и исчезла.  

-  Беру под козырёк, - отвечал он ей, а мне добавил: - Что бы у них было, когда бы не было меня. И солнце б не вставало. Иду! - Потянулся. - Эх, не пора ли нам, пора делать то же, что вчера. - И мне: - Принимаешь? Вечером посидим? А? Земеля! Душа винтом! Тут у меня и стакан свой персональный. И один запасной. Пользуйся. Не давай им простаивать. 

- Ни в коем случае, - твёрдо ответил я. - Я приехал работать! 

- А кто не даёт, работай. Но и жизнь не упускай. А то жизнь пройдёт, и жизни не заметишь. Работа! С работы кони дохнут. Молодой, успеешь нагорбатиться. 

- Ни за что! Пить и в Москве можно… 

- И нужно! - вставил Сашок. 

- Я с таким трудом вырвал время для работы, нет, Саша, не соблазняй. 

-  Ну, смотри, а я, как пионер, всегда готов. 

Конечно, хотелось скорее увидеть наставника, как я про себя называл Тендрякова, но не посмел беспокоить. Я уже знал, что он человек железной дисциплины. Несомненно, работает. Он сам перед обедом меня нашёл. Осмотрел мою келью, проверил, есть ли в кране вода, посмотрелся в зеркало над раковиной, хмыкнул, одобрительно глянул на стол, на котором я уже поставил пишущую машинку, разложил бумаги. 

- Всё! Жить можно! Идём обедать. Место тебе мы заняли, сидим за одним столом. Втроём. Я четвёртого просил не подсаживать: лишние разговоры. 

На крыльце ждала Наталия Григорьевна. С Владимиром Фёдоровичем исключительно все здоровались. В том числе и знаменитости, известные мне по книгам. Но он особо в разговоры не вступал. Пришли по дорожкам меж цветников из главного корпуса в обеденный. Просторный обеденный зал ресторана был полнёхонек. Полон приятной музыки, которая звучала поверх разговоров, звяканья ложек и вилок. 

Во время обеда Владимир Фёдорович объявил мне мои обязанности: 

- Ни с кем не останавливайся, в разговорах не вязни, никаких шахмат, никакого биллиарда, никакого трёпа, никакого всякого остального! Позавтракал - бегом за стол! Краткая прогулка - опять за стол! Пообедал - спать на час-полтора: кровь после обеда должна быть в желудке, а не в голове. Проснулся за стол! Только так! Каждый вечер тут кино, фильмы возят с закрытых показов, но не увлекайся, ничего это не даёт. Ну, увидишь постели, драки, и что?  

- Володя, - вставила слово Наталия Григорьевна, - сегодня «Гений дзюдо». 

- Да, это надо, - согласился Владимир Фёдорович, - увидишь, как победы достаются. И - никакого любования морем: не курортник - ломовая лошадь. Но с утра, - он назидательно вознёс указательный палец, - до завтрака бежим к морю и заплываем. То, что ты умеешь плавать, не сомневаюсь: ты парень вятский. 

- Володя, - попробовала остановить его жена, - через неделю ноябрь. Это ты такой ненормальный, а ему зачем? 

- Тоже для работы, - хладнокровно отвечал мой наставник. - Да, и ещё: питайся, как следует,  здесь кормят от пуза… 

- Володя! 

- А что, неправда? Тут осенью самый цвет из всех республик, сплошные ходячие памятники. Номенклатура. Литфонд старается всех ублажить. В общем, налегай на калории. Надо голову питать. От писательства устаёшь больше, чем от физической работы. Там землю покопал, лес повалил, шпалы поукладывал, на тракторе посидел - поел и спать. И голова свободна. У нас она работает даже не в две-три смены, круглосуточно. Или у тебя не так? Ты ночью вскакиваешь что-нибудь записать? Да? Тогда всё в порядке. И вскакиваешь, и просыпаешься уставший. Вот почему надо взбадривать себя купанием и поддерживать питанием. Значит, так. Заканчиваю инструкцию: в шесть пятнадцать ты одет, обут, хотя можешь и босиком бежать… 

- Володя! 

- Одет, обут, уже в плавках, сухие трусы и полотенце под мышкой, стоишь у выхода. Через секунду я выскакиваю и, ни слова не говоря, с места бегом к морю, к водным процедурам. Молча. Каждый думает о том, на чём вчера закончил работу и о том, с чего сегодня начнёт продолжать. Дышать носом, выдыхать ртом. Не уставать, не отдыхать. Прибежали - сразу в воду. Заплыли - выплыли, растёрлись - обратно. Если за мной не будешь успевать - ничего страшного, отставай, придёшь один: дорогу знаешь. На завтраке два-три слова и - по коням! Ни с кем не разговаривай, знакомств не заводи. А то классики любят при себе молодых держать. Чтоб их жён на прогулку выводить, да для них за мороженым бегать. 

- Володя! 

- Всё! - скомандовал учитель. - Иди! Садись за стол! Не пишется, всё равно сиди. Не смей из-за стола вставать. Дверь не закрывай, ибо могу прийти проверить, работаешь или нет. 

Что было возразить? Конечно, он никогда не проверял и ни о чём не спрашивал.  А Наталия Григорьевна, чувствуя мои страдания, утешала: 

- В следующий раз приезжайте с женой. И всё пойдёт. А в Москве приходите с ней к нам на её выучку. Писательская жена - это жена самая страдающая. Писателю, когда он работает, всегда ни до кого. Дело писательской жены одно - не мешать мужу, скрываться с его глаз. Но в нужное время оказываться, быть рядом. Как угадать это нужное время - это главное. Тут никто не поможет.  

Пошёл в свой малооконный рабочий кабинет. И тут же нарушил запрет учителя - ни с кем не знакомиться. Не по своей вине, меня перехватил писатель из западной Сибири.  Он, оказывается, бывал в нашем издательстве и там меня видел. Сергей. Да и я, вроде, тоже. Старше меня, уже с книгами, уже член Союза писателей. Поджарый, энергичный.  

Сразу, сходу попросил меня взять на редактирование его рукопись. 

- Давай на ты, чего там церемониться: одно дело делаем. Прошу: веди мою книгу. Я бабам не очень верю. Они как корректорши - это неплохо, а когда лезут в текст, так прямо как в душу. Да они все у вас городские, причём блатные, дочери всяких секретарей Союза писателей. Разве не так? Что они, голодали, что ли, со мной в моём детстве? Чего понимают в жизни? Жили с пайками, не мёрзли. 

Этот Сергей знал про моё издательство больше, чем я. Это вообще присуще провинциалам. Сплетни и новости московские им более, чем москвичам, всегда ведомы. Так что, уехав из Москвы, попал я на московские разговоры. На мою беду этот Серёжа приехал в Ялту ещё и с капитальцем. Откуда денежки, не скрывал. 

- Я пробил договор под соцзаказ. Аванец приличный. Так что пора пропивать. Помогай! Ты первый день? Я неделю уже, тут выпить не с кем. Сам с собой понемногу поддаю. Тут всё гении ходят, сплошь супер-классики. За версту величием тянет. 

- А с этим сантехником не пил?  

- Да как-то в рассуждение даже не брал. А о чём с ним говорить? Знаешь ведь анекдот: двое ловят третьего, взяли штуку, расплескали. Третий утёрся, говорит: Ну, всё, парни, побежал. - Куда? - А поговорить?  Пьём-то ведь не для пьянства, для общения. О, слушай, пока не забыл. Про второй фронт. Они же, Черчилль и Рузвельт, разве нас любили?  Жди! Ненавидели. Дождёшься от них. Выжидали, кто кого свалит. Только после Сталинграда сообразили, что и без них обойдёмся, стали шевелиться. А до этого вот анекдот. Фронтовой. «Ну, как там второй фронт?» - Да вроде немножко прочерчиллевиется.  Но пока всё безрузвельтивно». Вот русский язык. Только нам и понятно. А расскажи китайцу, не поймёт. Японцу там. 

И слопал у меня этот Серёжа часа полтора. И спросить было неудобно, зачем он в Дом творчества приехал. Анекдоты травить? Знал он их массу. И знал, например, что Председатель Правления Союза писателей России Леонид Соболев часто ходил к Хрущёву, и тот всегда ждал его со свежими анекдотами.  

- Ну, однажды он Никите не угодил. Тогда же был лозунг «Догоним и перегоним Америку» по всяким показателям. 

- Да, - поддержал я, - на токарном станке работал, назывался ДИП-200, то есть догоним и перегоним. 

- Ну, вот именно. А Никите говорят: «Догнать можно, перегонять нельзя». - «Почему?» - «Голую задницу увидят». А в биллиард сгоняем? 

- Серёжа, не могу, - и тут я соврал: - Мне надо ещё обязательно на почту. Домой позвонить. - Хотя, честно сказать, собирался не звонить, а сидеть над рукописью. Звонить вечером. 

- Я с тобой. Тоже давно не звонил. Тут, я покажу, по дороге к морю, не доходя до бульвара, есть автомат. А рядом газетный киоск, деньги меняют. Телефон и в Доме творчества есть. Но он занят постоянно. Ты послушай их разговоры: Сёмочка, не забывай гаммы, Сёмочка, не забывай тёплый шарфик. Сёмочка, ты помнишь свою бабушку? 

Что ты будешь делать? Пошли звонить. По дороге он ещё угощал анекдотами, в основном, «чапаевскими».  

- Василий Иванович, - говорит Петька, - белого в плен взяли. Знаешь, как я его пытал? - Как? - Вечером напоил вусмерть, утром опохмелиться не дал. - Садист ты, Петька.  Да, вот тебе политический: Ленин показал, как надо управлять государством, Сталин показал, как не надо, Хрущёв показал, что государством управлять может каждый, Брежнев показал, что государством можно вообще не управлять. 

Позвонил домой. У них холодно. Отопление пока не включили. Дочка простыла, сидит дома. «О нас не беспокойся, - сказала жена, - у нас всё хорошо. Работай». 

Серёжа пошёл в «разливуху», уличную пивную, но не пивом торгующую, а вином в разлив. 

- Ленин в разливе. Помнишь такую картину? Там с ним Зиновьев был, говоря по-русски, Апфельбаум. 

______________________