В день, когда поляки отмечали день независимости, самые решительные из них поставили у стен российского посольства спектакль «Стая обезьян резвится на улицах».

Во время этого представления под открытым небом, помимо уничтожения мусорного бака и баловства с огнём актеры продемонстрировали умение писать, начертав на стенах посольства: «Красная Армия насильников».
Вот бы ещё понять, что они имели в виду…

Известно, что поляки никак не могут простить Красной Армии того, что в 1944-1945 годах она лишила их звания унтерменшей и уничтожила созданное немцами генерал-губернаторство, позволив вместо него воссоздать польскую государственность. Неудобно сознавать, но Польша в её нынешнем виде – сугубо сталинский проект, а границы её красноармейским штыком очерчены.
Возможно, поляки имеют в виду байку про «сто миллионов изнасилованных немок». Но уж про манеру их собственного поведения на территории побеждённой Германии полякам помолчать бы в тряпочку…

Вспоминает Бенедикт Кардопольцев, лётчик-истребитель:

«Немцы к концу войны на территории Германии и Польши старались именно к русским в плен сдаваться. Их собирали в группы и отправляли в тыл. Но бывало и так, что если полякам отдали группу, человек там пятьдесят, они уходили за аэродром и пленных расстреливали. Мы находили трупы, документы… Поляки расстреливали нещадно… Немцы кричали: «Русски плен, русски плен!.. Только не к полякам…»
Ещё один лётчик-истребитель, Анатолий Бордун:
«Вскоре после Дня Победы перелетели мы на аэродром в Бранденбург. Это в ста сорока километрах севернее Берлина. А второй комплект наших самолётов оставался ещё на польской территории. И в августе мы, взяв парашюты, поехали на «студебеккерах» в Польшу на свой старый аэродром за нашими самолётами.
К этому моменту немецкие земли за Одером уже были отданы полякам, согласно соглашению, заключённому в Потсдаме. И вот, подъехали мы к переправе через Одер. Перевезли нас на барже на другой берег. Смотрим, там стоят польские офицеры и солдаты. А немцы, которые раньше жили за Одером, идут к этой переправе с пожитками. И взрослые, и дети узлы тащат. Некоторые на тачках везут своё имущество. Хотя, конечно, и на тачке много не увезёшь.
Возле переправы поляки досматривали немцев и отбирали у них приглянувшиеся вещи. Ну, а нам же любопытно, как переселение немцев происходит. Стоим всей эскадрильей возле машины, смотрим на это дело.
Ко мне подходит старик-немец. Говорит по-русски:
- Здравствуй, капитан.
- Здравствуй, - отвечаю.
- Капитан, ну что ж вы смотрите, как грабят народ?!
Разглядываю его, удивительно мне, что он по-нашему так складно говорит. А рядом со стариком два пацана: один белокурый лет пяти-шести, другой брюнет, чуть постарше. Спрашиваю у старика:
- А откуда ты русский язык знаешь?
- Я в 1914-м году у вас в плену был, так что научился вашему языку хорошо. Капитан, защитите от поляков!
Я говорю:
- Так они победители, они могут хозяйничать, как хотят.
- Какие они победители? Мы знаем, кто победил. Вот у меня два пацана. Это не мои сыновья, я их подобрал. Но я им объясню, и они на всю жизнь запомнят, как поляки издеваются над немцами. А победили нас одни только русские.
- Ну, это ты зря так решил мальчишек против поляков настраивать, - сказал я ему.
Старик-немец пошёл дальше. А я подозвал к себе командира переправы. Говорю ему:
- Прекратите мародёрство!
И вот, пока мы там были, поляки пропускали гражданских, ничего у них не забирая. Хотя, ясное дело, как только мы уехали они наверняка продолжили немцев обирать…»

О том, как вели себя поляки на подаренной им Сталиным немецкой территории, в Польше не любят вспоминать. Равно как и о том, что современная Польша – результат двух гигантских депортаций – немцев на западе и украинцев на востоке.
А уж о «покаяниях» за массовое истребление красноармейцев, попавших в плен в 1920 году и говорить не приходится. Ведь это же не Катынь. Зачем каяться? Интереснее всякую чушь на стенах российского посольства писать.