Вторник, 19 Марта 2024 г.
Духовная мудрость

свт.Феофан об апостасии
Некому будет сказать властное: «вето», а смиренного заявления веры и слушать не станут. Вот когда заведутся всюду такие порядки, благоприятствующие раскрытию антихристовых стремлений, тогда явится и антихрист.
Свт. Феофан об апостасии

Оптинский старец Никон о душепагубном влиянии запада
Европа научила нас внешним художествам и наукам, а внутреннюю доброту отнимает и колеблет Православную веру; деньги к себе притягивает.
Оптинский старец Никон о душепагубном влиянии запада

Митр. Иоанн об истинной любви
<Евангельская> любовь... не терпит никаких посягательств на истины веры,.. не имеет ничего общего с теми лукавыми отговорками, которые используют экуменисты для прикрытия своих неблаговидных целей.
Митр. Иоанн (Снычев)

Прп.Иустин о гуманизме
Все формы европейского гуманизма, появившиеся и до, и во время эпохи Возрождения, и после нее, все протестантские, философские, религиозные, социальные, научные, культурные, политические формы гуманизма постоянно, вольно или невольно, стремятся к одному: верой в человека заменить веру в Богочеловека. <И вот, у католиков> человек провозглашен верховным божеством.
Прп. Иустин (Попович)

Св. Иоанн Кронштадтский о папской "непогрешимости"
Самое вредное дело в христианстве, в этой богооткровенной, небесной религии, - есть главенство человека в церкви, например папы, и его мнимая непогрешимость. Именно в его догмате непогрешимости и заключается величайшая погрешность, ибо папа есть человек грешный и беда, если он помнит о себе, что он непогрешим.
Св. прав. Иоанн Кронштадтский

В кулуарах

Вакцинация от коронавируса - спасение или ловушка?
Можно ли говорить о том, что в ближайшем будущем мы можем забыть о коронокризисе? На этот и другие вопросы отвечает Пламен Пасков. При этом он рассказал, что мировая элита не собирается прекращать коронабесие вплоть до 2025 года. Также Пламен Пасков поделился своим мнением о том, является ли вакцинация от коронавируса спасением для людей или это ловушка для них...

Без Бога ни до порога
Предлагаем вашему вниманию выпуск программы «ДУШЕВНАЯ БЕСЕДА» с Константином Душеновым, в котором затрагиваются важные проблемы. Зачем Бог попускает нам скорби? Правда ли, что Русские Цари никогда не присягали на верность Российскому престолу, а только свидетельствовали о своей верности Господу Богу, когда в чине Коронации читали вслух Символ Веры? Правда ли, что книги митрополита Иоанна (Снычева) писал Константин Душенов?

Кремль окончательно порвал с западом
Предлагаем вашему вниманию полную версиюпрограммы «ДУШЕНОВ. ПРЯМАЯ РЕЧЬ». Выпуск №26. Правда ли, что до российской политической элиты наконец-то дошло, что нам с Западом не по пути? Правда ли, что в России уже 7 лет идёт тихая революция сверху? Какое место в русской геополитике занимает Кавказ? Почему одни люди и народы более религиозны, чем другие?

Документы
читать дальше...

Корреспонденция
читать дальше...



Архимандрит Мелхиседек Артюхин
19.05.2016
Царская чета: Ко дням рождения святорусских мучеников Царя Николая и Царицы Александры
НАШ РУССКИЙ ЦАРЬ
Ко дню рождения Государя-мученика
по воспоминаниям А.А. Танеевой (мон. Марии)


Царская чета: Ко дням рождения святорусских мучеников Царя Николая и Царицы Александры

«Если бы членам Царской семьи довелось умереть естественной смертью, а также сохранить свое высокое положение, вероятно, многие говорили и писали бы о них возвышенно и прекрасно.

Ребенком Государь был довольно-таки слабым, и уже тогда было ясно, что он не будет таким же рослым, как другие Романовы, которые были обычно на много дюймов выше шести футов. Вдовствующая Государыня была небольшого роста, и ее не очень волновал рост детей. Для нее было главным, чтобы они были здоровыми и выносливыми, она приучила их к скромной жизни, которой сама жила при датском Дворе.

Государь по телосложению был хрупким и худощавым, но так как он физически закалил себя и регулярно пребывал на свежем воздухе, то был весьма здоровым. Он был физически активным и освоил почти все виды спорта. С особым удовольствием ездил верхом, играл в теннис и охотился. Государь был отличным стрелком.

Большая часть великолепных зданий дворцов была предназначена для приемов и представительских целей. Комнат для жилья было мало. Жизнь Императорской семьи на самом деле была очень скромной. Смею утверждать, что Государь провел свое самое счастливое время в кругу своей семьи. Он был верным и безупречным супругом, а также нежным отцом. В будние дни Государь и Государыня вставали между восьмью и девятью часами. Их будила служанка, стуча деревянным молоточком в дверь спальни. Так делалось в первые годы моего пребывания при Дворе, но когда здоровье Государыни ухудшилось и было установлено, что у нее порок сердца, она была в постели до одиннадцати часов, разбирая корреспонденцию, отвечая на письма или диктуя их.

Одевшись, Царская чета перемещалась в маленький рабочий кабинет Государыни на утренний чай. После того, как Государыня заболела, Государь пил чай один и сразу же отправлялся заниматься своими государственными делами. После утренних рабочих часов, в час дня завтракали. За чаем во второй половине дня никогда не было гостей, но всегда присутствовали дети. Государыня сидела на диване и предлагала чай. Государь сидел напротив нее, всегда в одном и том же большом кресле, драпированном сине-красным шелком. Часто у него с собой было большое количество телеграмм, которые он прочитывал, но не делал пометок, так как у него была на редкость хорошая память и чрезвычайно острая наблюдательность. Когда часы били шесть, Государь возвращался в свой рабочий кабинет, дети отправлялись наверх, и Государыня принималась за свою работу.

В восемь вечера обедали. Флигель-адъютант присутствовал и здесь, но вряд ли бывал кто другой. Иногда на обед приглашалась дежурная фрейлина. Обед длился около полутора часов и в половине десятого Государь снова возвращался в свой рабочий кабинет. Таким образом, у него отнюдь не было шестичасового рабочего дня, как обычно у государственного служащего, ему редко хватало даже восьми часов.

У Государя был обычай к пяти часам приходить домой к чаю. Мы слышали через открытое окно стук копыт и приветствие караульных солдат: «Здравие желаем, Ваше Императорское Величество!». Затем слышался звон шпор приближающегося к двери Государя. Государыня вскакивала с места, лицо ее сияло. Одетый в костюм цвета «хаки», Государь входил в комнату. Он целовал Государыню и восклицал: «Все прошло великолепно, дорогая!». Затем он присаживался, зажигал папиросу тонкой, загорелой, мускулистой рукой, и клал вначале одну, затем другую ногу на стул — привычка, которую я всегда помню у него. Тем временем слуги приносили чайный стол и безшумно уходили. Ложились Их Величества поздно.

В течение девяти лет летней резиденцией Государя были финские шхеры, Виролахти, куда он прибывал на «Штандарте», и где были Царской семьи апартаменты. Государь был на корабле, будто заново родившийся: одетый в белого цвета форму морского офицера, он дышал здоровьем и радовался жизни. Государь наслаждался морской жизнью, особенно плаванием под парусами. Он любил финские шхеры и получал удовольствие от пребывания на морских берегах и островах, на которых он также с удовольствием охотился. Он был хорошим пловцом и плавал, как только представлялся случай.

Как ясно я помню светлые июньские вечера, когда каждый звук доносился с миноносцев, стоящих в охране. Сидим мы на полупортиках и беседуем. Длинные рассказы о юности Государя или впечатления прошедшего дня, — и как мирно было в окружающих лесах, и на озерах, и на далеком небе, где зажигались редкие звездочки; так же мирно и ясно было на нашей душе. Проснемся, и опять будет день, наполненный радостными переживаниями; все будем вместе, та же обстановка и люди, которых любили Их Величества. «Я чувствую, что здесь мы одна семья», — говорил Государь. Мне казалось, что и офицеры, соприкасаясь с Их Величествами и видя их семейную жизнь, проникались лучшими чувствами и настроением.

В дневной распорядок, естественно, входило пребывание на свежем воздухе, — столько, на сколько только хватало времени. Государь увлекался и ходьбой — он мог часами ходить по труднопроходимой местности. Государь приходил в восторг от неофициальных, предварительно не подготовленных посещений своих верноподданных. Он с удовольствием беседовал с крестьянами и рыбаками и, напротив, почти страдал от всех дипломатических совещаний.

У Государя была поразительная память на лица и имена. Спустя годы он помнил свою встречу с человеком и мог связать это с событием или делом, в связи с которым он его встречал. Рассказы Государя о своих путешествиях включали много деталей, и к их интересному изложению добавлялась пленительная манера Государя рассказывать.

Государь был музыкальным, но он был того мнения, что для того, чтобы музыка доставляла наслаждение, она должна быть совершенной и ее доза должна быть умеренной. Иногда Великие Княжны играли со мной в четыре руки любимые Государем 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Помню, как тихонько за нами открывалась дверь и, осторожно ступая по мягкому ковру, входил Государь; мы замечали его присутствие по запаху папиросы. Стоя за нами, он слушал несколько минут и потом так же тихо уходил к себе.

Осенью [1910 г.] Их Величества уехали в Наугейм, надеясь, что пребывание там восстановит здоровье Государыни. В день их отъезда из Петергофа погода стояла холодная и дождливая. Их Величества отъезжали из России в удрученном настроении, озабоченные серьезным состоянием здоровья Императрицы. Государь говорил: «Я готов сесть в тюрьму, лишь бы Ее Величество была здорова!». И все слуги разделяли безпокойство о ее здоровье; они стояли на лестнице, и Их Величества, проходя, с ними прощались: все целовали Государя в плечо, а Государыне руку.

Раз как-то приехал в Гомбург Государь с двумя старшими Великими Княжнами; дали знать, чтобы я их встретила. Мы более часу гуляли по городу. Государь не без удовольствия рассматривал выставленные в окнах магазинов вещи. Вскоре, однако, нас обнаружила полиция; откуда-то взялся фотограф, и в скором времени снятая им с нас фотография появилась на страницах журнала «Die Woche». После оказии с фотографом Государь поспешил уехать; идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданно свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый ящик и подал почтовому служащему; тот едва его поблагодарил. На мое замечание, зачем он изволил безпокоиться, Государь ответил:

«Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!».

«Охрана» была одним из тех неизбежных зол, которые окружали Их Величества. Государыня в особенности тяготилась и протестовала против этой «охраны»; она говорила, что Государь и она хуже пленников; но почему-то Их Величества не могли выйти из этого тяжелого положения, вероятно, другие заботы были слишком велики, чтобы уделять время на этот предмет.

За свою жизнь они никогда не страшились, и за все годы я ни разу не слышала с их стороны разговора о каких-либо опасениях. Каждый шаг Их Величеств записывался, подслушивались даже разговоры по телефону. Ничто не доставляло Их Величествам большего удовольствия, как «надуть» полицию; когда удавалось избегнуть слежки, пройти или проехать там, где их не ожидали, они радовались, как школьники!

При посещении Государем в 1915 году, в военное время Хельсинки, с внешней стороны железнодорожного вокзала и на перроне была огорожена канатом территория, чтобы толпа не смогла приблизиться слишком близко к Государю. Государю это не понравилось, и он приказал немедленно убрать канаты, чтобы у людей была возможность подойти настолько близко, насколько они пожелают.

Жизнь Их Величеств была безоблачным счастьем взаимной безграничной любви. За 12 лет я никогда не слыхала ни одного громкого слова между ними, ни разу не видала их даже сколько-нибудь раздраженными друг против друга. Государь называл Ее Величество «Sunny» (Солнышко). Приходя в ее комнату, он отдыхал, и Боже сохрани какие-нибудь разговоры о политике или о делах.

Одно из самых светлых воспоминаний — это уютные вечера, когда Государь бывал менее занят и приходил читать вслух Толстого, Тургенева, Чехова и т. д. Он любил гуманистическую литературу, Гоголь был его любимым писателем. Государь читал необычайно хорошо, внятно, не торопясь, и это очень любил. Последние годы его забавляли рассказы Аверченко и Теффи, отвлекая на несколько минут его воображение от злободневных забот.

В домашней обстановке, часто после вечернего чая, Государь рассказывал о путешествиях, которые он совершал, будучи молодым. Он много путешествовал как по Европе, так и за ее пределами.

Сколько писалось и говорилось о характере Их Величеств, но правды еще никто не сказал. Государь и Государыня были, во-первых, люди, а людям свойственны ошибки, и в характере каждого человека есть хорошие и дурные стороны.

Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то как бы переставал замечать человека, и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек: «L`Empereur est essentiellement bon», — говорил мой отец. В нем не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием. С другой стороны, он был настолько скрытен, что многие считали его неискренним. Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же самое время он доверял всем. Неудивительно, что к нему подходили люди, мало достойные его доверия. Как мало пользовался он своей властью, и как легко было бы в самом начале остановить клевету на Государыню! Государь же говорил: «Никто из благородных людей не может верить или обращать внимание на подобную пошлость», — не сознавая, что так мало было благородных людей.

Отношения членов Царской семьи между собой были самыми наилучшими, какими только могут быть. В годы, что я жила среди них, я не слышала ни разу плохого слова в обращении. Случалось, иногда Государь вскрикнет: «Анастасия!» или «Алексей!» строже, чем обычно, слегка ударяя пальцем о стол, когда дети слишком расшалятся.

Государь очень любил Государыню, но видел ее в течение дня мало. Выражение лица Государя всегда становилось радостным и нежным, когда он входил в ее комнату перед утренней или вечерней прогулкой. Я знаю, что родственники неоднократно затевали интриги и пытались развести счастливых супругов и заставить Государя полюбить какую-нибудь молодую красавицу из тех, с которыми они знакомили его для соблазна. Они пытались испортить отношения Царской Четы, полагая, что Государыня имеет неблагоприятное воздействие на своего супруга. Я помню услышанный мною разговор двух господ из окружения Государя о замысле склонить Государя к неверности. Но Государь был тверд характером и не поддался хитроумным интригам. Также и во Дворце были дамы, которые пытались навязывать Государю свою кампанию.

Сколько бы раз в день я ни видела Государя, а во время путешествий и в Ливадии я видела его целыми днями, я никогда за 12 лет не могла настолько привыкнуть, чтобы не замечать его присутствие. В нем было что-то такое, что заставляло никогда не забывать, что он Царь, несмотря на его скромность и ласковое обращение. К сожалению, он не пользовался своей обаятельностью; люди, предубежденные против него, и те при первом взгляде Государя чувствовали присутствие Царя и бывали сразу им очарованы. Я помню прием в Ливадии земских деятелей Таврической губернии, когда два типа до прихода Государя подчеркивали свое неуважение к моменту, хихикали, перешептывались, — и как они вытянулись, когда подошел к ним Государь, а уходя — расплакались. Говорили, что и рука злодеев не подымалась против него, когда они становились лицом к лицу перед Государем.

Особенно в моей памяти запечатлелся удивительно глубокий и сердечный взгляд и его красивые, сияющие добротой глаза. К тому пример: еще за годы до революции на крейсер «Рюрик» был взят некий матрос, который был революционером и поклялся, что убьет Государя. Он уже было поднял свое оружие, но когда его взгляд встретился с взглядом Государя, оружие упало из его руки, он сдался и признался во всем.

Известие о болезни сына было трагическим ударом как для Государя, так и для Государыни. Государь заметно постарел за один-единственный день; находящиеся с ним в близком общении люди не могли не заметить его постоянную скорбь о будущем своего сына. Когда Алексей не мог ходить, Государь обычно носил его на руках. В Спале Алексей был серьезно болен, я первый раз видела плачущего Государя. Ребенок кричал от боли, Государь в конце концов не выдержал и выбежал из комнаты. Я пошла вслед за Государем и увидела его плачущим, уткнувшим лицо в руки, за своим рабочим столом в кабинете.

Несмотря на доброту Государя, Великие Князья его побаивались. В одно из первых моих дежурств я обедала у Их Величеств; кроме меня обедал дежурный флигель-адъютант, Великий Князь. После обеда Великий Князь стал жаловаться на какого-то генерала, что он в присутствии других сделал ему замечание. Государь побледнел, но молчал. От гневного вида Государя у Великого Князя не вольно тряслись руки, пока он перебирал какую-то книгу. После Государь сказал мне: «Пусть он благодарит Бога, что Ее Величество и вы были в комнате, — иначе бы я не сдержался!».

Бедный Государь, каждое разочарование тяжело ложилось на его душу; он доверял всем и ненавидел, когда ему говорили дурное о людях; поэтому то, что Их Величества перенесли позже, было в десять раз тяжелее для них, чем для людей подозрительных и недоверчивых.

Личные деньги Государя находились у моего отца, в канцелярии Его Величества. Отец мой принял 400`000 тысяч и увеличил капитал до 4 миллионов и ушел во время революции без одной копейки. Он и мы, его дети, гордились тем, что, прослужив более 20 лет, он не только не получал денежного вознаграждения, но и дачу летом нанимал на свои личные средства, тогда как всем своим подчиненным выхлопатывал субсидии. Тысячи неимущих получали помощь из этих личных средств Государя.

Часто Государя и его супругу считают лично виновными в революции, не учитывая существования гораздо более глубоких причин, которые имели свое начало в ранних временах российской истории. Для осуществления революции требовалось лишь взорвать краеугольный камень русской государственности — самого Государя! Но, даже если у Государя и не было бы данных блестящего и непревзойденного правителя, враждебного нападения на него из-за этого не произошло бы.

О манифесте 17 октября [1905 г.] мы еще тогда ничего не слыхали. Манифест этот, ограничивающий права самодержавия и создавший Государственную Думу, был дан Государем после многочисленных совещаний, а также и потому, что на этом настаивали Великий Князь Николай Николаевич и граф Витте. Государь не сразу согласился на этот шаг не потому, что Манифест ограничивал права самодержавия, но его останавливала мысль, что русский народ еще вовсе не подготовлен к представительству и самоуправлению, что народные массы находятся еще в глубоком невежестве, а интеллигенция преисполнена революционных идей.

Я знаю, как Государь желал, чтобы народ его преуспевал в культурном отношении, но в 1905 г. он сомневался, что полная перемена в государственном управлении может принести пользу стране. В конце концов, его склонили подписать манифест. Мне передавали, что Великий Князь Николай Николаевич будто бы грозил в противном случае застрелиться.

Слышала я тоже, что будто, когда Государь сильно взволнованный, подписывал указ о проекте Государственной Думы, министры встали и ему поклонились. Государь и Государыня горячо молились, чтобы народное представительство привело Россию к спокойствию и порядку.

Первое торжественное открытие Думы состоялось в Зимнем дворце, в Большом Тронном зале Государь обратился к собравшимся со вступительным словом. Я все еще помню его ясный, далеко разносящийся голос, так как Государь, по милости Божией, был блестящим оратором. На речь Государя ответили громким «Ура». На этом и закончилась общая деятельность Государя и Думы. Я стояла возле одной пожилой придворной дамы, которая очень тихо промолвила после речи Государя: «Сейчас мы хороним Россию».

Помню, как в время войны он несколько раз упоминал о будущих переменах конституционного характера. Повторяю, сердце и душа Государя были на войне; к внутренней политике, может быть, в то время он относился слишком легко. После каждого разговора он всегда повторял: «Выгоним немца, тогда примусь за внутренние дела!». Я знаю, что Государь все хотел дать, что требовали, но — после победоносного конца войны. «Почему, — говорил он много-много раз и в Ставке, и в Царском Селе, — не хотят понять, что нельзя проводить внутренние государственные реформы, пока враг на Русской земле? Сперва надо выгнать врага!».

Их Величества получили телеграмму от Кайзера Вильгельма, где он лично просил Государя, своего родственника и друга, остановить мобилизацию, предлагая встретиться для переговоров, чтобы мирным путем окончить дело. История после разберется, было ли это искреннее предложение или нет. Государь, когда принес эту телеграмму, говорил, что он не имеет права остановить мобилизацию, что германские войска могут вторгнуться в Россию, что по его сведениям, они уже мобилизованы, и «как я тогда отвечу моему народу?».

Как-то раз, когда мы пили чай, он сказал Государыне и мне, что Россия почти всегда, в конечном счете, выходила победительницей из войн, и что война поднимет и усиливает престиж Престола. Ему было тяжело. Единственным человеком, кто понимал его, не считая Государыню, была его сестра, Великая княгиня Ольга Александровна. Она часто приходила к Их Величествам и делала все возможное, чтобы ободрить и утешить их.

Итак, жребий был брошен. Государь и Государыня поехали в Петербург, чтобы сделать официальное объявление войны. Их Величества прибыли морем в Петербург. Они шли пешком от катера до Дворца, окруженные народом, их приветствующим. Мы еле пробрались до Дворца; по лестницам, в залах, везде толпы офицерства и разные лица, имеющие проезд. Нельзя себе вообразить, что делалось во время выхода Их Величеств.

Залы Зимнего дворца были до предела заполнены, ибо присутствовали все, у кого было право пребывания при Дворе. Перед дворцом стояла многотысячная толпа людей.

Посещение Их Величеств Петербурга в день объявления войны, казалось, совершенно подтвердило предсказание Царя, что война пробудит национальный дух в народе. Что делалось в этот день на улицах, уму непостижимо! Везде тысячные толпы народа, с национальными флагами, с портретами Государя. Пение гимна и «Спаси, Господи, люди Твоя». Никто из обывателей столицы, я думаю, в тот день не оставался дома.

В Николаевском зале был отслужен молебен, после которого Государь обратился ко всем присутствующим с речью. В голосе его вначале были дрожащие нотки волнения, но потом он стал говорить уверенно и с воодушевлением. Окончил речь свою словами, что «не окончит войну, пока не изгонит последнего врага из пределов русской земли». Ответом на эти слова было оглушительное «ура», стоны восторга и любви; военные окружили толпой Государя, махали фуражками, кричали так, что казалось, стены и окна дрожат. Государь в течение многих часов принимал заверения в преданности ему от тысяч государственных служащих, министров, дворянства и других.

Я почему-то плакала, стоя у двери залы. Их Величества медленно продвигались обратно, и толпа, невзирая на придворный этикет, кинулась к ним; дамы и военные целовали их руки, плечи, платье Государыни. Она взглянула на меня, проходя мимо, и я видела, что у нее глаза полны слез. Когда они вошли в Малахитовую гостиную, Великие Князья побежали звать Государя показаться на балконе. Все море народа на Дворцовой площади, увидав его, как один человек опустилось перед ним на колени. Склонились тысячи знамен, пели гимн, молитвы... все плакали... Таким образом, среди чувства безграничной любви и преданности Престолу — началась война.

Сразу после объявления войны Государь с Наследником пошли прощаться с солдатами, уходящими на фронт.

Я помню вечер, когда Императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говорится, лица не было; он почти потерял свое всегдашнее самообладание.

«Так не может продолжаться, — вскрикнул он, ударив кулаком по столу, — я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию; я вижу ошибки — и должен молчать! Сегодня говорил мне Кривошеин, — продолжал Государь, — указывая на невозможность подобного положения».

Государь рассказывал, что Великий Князь Николай Николаевич постоянно, без ведома Государя вызывал министров в Ставку, давая им те или иные приказания, что создавало двоевластие в России. После падения Варшавы Государь решил безповоротно, без всякого давления со стороны Распутина, или Государыни, или моей, стать самому во главе армии; это было единственно его личным непоколебимым желанием и убеждением, что только при этом условии враг будет побежден. «Если бы вы знали, как мне тяжело не принимать деятельного участия в помощи моей любимой армии», — говорил неоднократно Государь. Свидетельствую, так как я переживала с ними все дни до его отъезда в Ставку, что Императрица Александра Феодоровна ничуть не толкала его на этот шаг.

Ясно помню вечер, когда был созван Совет Министров в Царском Селе. Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом Государь волновался, говоря, что, какие бы доводы ему ни представляли, он останется непреклонным. Уходя, он сказал нам: «Ну, молитесь за меня!». Помню, я сняла образок и дала ему в руки. Время шло, Императрица волновалась за Государя, и когда пробило 11 часов, а он все еще не возвращался, она, накинув шаль, позвала детей и меня на балкон. Через кружевные шторы в ярко освещенной угловой гостиной были видны фигуры заседающих; один из министров, стоя, говорил. Уже подали чай, когда вошел Государь, веселый, кинулся в свое кресло и, протянув нам руки, сказал: «Я был непреклонен, посмотрите, как я вспотел!». Передавая мне образок и смеясь, он продолжал: «Я все время сжимал его в левой руке. Выслушав все длинные, скучные речи министров, я сказал приблизительно так: "Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня!". Некоторые министры выглядели как в воду опущенные!». Государь назвал, кто более всех горячился, но я теперь забыла и боюсь ошибиться.

Государь казался мне иным человеком до отъезда. Еще один разговор предстоял Государю — с Императрицей-Матерью, которая наслышалась за это время всяких сплетен о мнимом немецком шпионаже, о влиянии Распутина и т. д. и, думаю, всем этим басням вполне верила. Около двух часов, по рассказу Государя, она уговаривала его отказаться от своего решения. Государь ездил к Императрице-Матери в Петроград, в Елагинский Дворец, где Императрица проводила лето. Я видела Государя после его возвращения. Он рассказывал, что разговор происходил в саду; он доказывал, что если будет война продолжаться так, как сейчас, то армии грозит полное поражение, и что он берет командование именно в такую минуту, чтобы спасти Родину, и что это его безповоротное решение. Государь передавал, что разговор с матерью был еще тяжелее, чем с министрами, и что они расстались, не поняв друг друга.

Перед отъездом в армию Государь с семьей причастился Святых Тайн в Феодоровском соборе; я приходила поздравлять его после обедни, когда они всей семьей пили чай в зеленой гостиной Императрицы. Отец мой — единственный из всех министров — понял поступок Государя, его желание спасти Россию и армию от грозившей опасности, и написал Государю сочувственное письмо. Государь ему ответил чудным письмом, которое можно назвать историческим. В этом письме Государь изливает свою наболевшую душу, пишет, что далее так продолжаться не может, объясняет, что именно побудило его сделать этот шаг, и заканчивает словами: «управление же делами Государства, конечно, оставляю за собою». Подпись гласила: «Глубоко Вас уважающий и любящий Николай».

В 1918 году, когда я была в третий раз арестована большевиками, при обыске было отобрано с другими бумагами и это дорогое письмо.

Когда Государь принял главнокомандование и переместился в Главный штаб в Могилев, мы часто ездили навестить его там. Позже вся Императорская семья переехала в Главный штаб. Наследник спал вместе с Государем, их походные кровати стояли рядом. Днем Государь часто со своей свитой делал продолжительные пешеходные или автомобильные прогулки. Государыня и дети участвовали в поездках на автомобиле, а во время пешеходных прогулок сидели и играли на песчаном берегу Днепра.

Армия еще была предана Государю. Вспоминаю ясно день, когда Государь, как-то раз вернувшись из Ставки, вошел сияющий в комнату Императрицы, чтобы показать ей Георгиевский крест, который прислали ему армии южного фронта. Ее Величество сама приколола ему крест, и он заставил нас всех к нему приложиться. Он буквально не помнил себя от радости.

Кроме деятельности по лазаретам, Государыня начала объезжать некоторые города России с целью посещения местных лазаретов. Здесь мы встретились с Государем, где произошел трогательный случай с умирающим офицером, который желал увидеть Государя и умер в его присутствии, после того как Государь, поцеловав его, надел на него Георгиевский крест.

Один из величайших актов Государя во время войны— это запрещение продажи вин по всей России. Государь говорил: «It is horrid the gaverment would profit through the people’s drinking, in this matter Kokovtzev is in fault» (ужасно, что правительство богатеет, спаивая народ). «Хоть этим вспомнят меня добром»,— добавил он.

Редко кого Государь «не любил», но он «не любил» Родзянку, принял его холодно и не пригласил к завтраку. Но зато Родзянко чествовали в штабе! Видела Государя вечером. Он выглядел бледным и за чаем почти не говорил. Прощаясь со мной, он сказал: «Родзянко has worried me awfully. I feel his motives are quite false». Затем рассказал, что Родзянко уверял его, что Протопопов будто бы сумасшедший! «Вероятно, с тех пор, как я назначил его министром», — усмехнулся Государь. Выходя из двери вагона, он еще обернулся к нам, сказав: «Все эти господа воображают, что помогают мне, а на самом деле только между собой грызутся; дали бы мне окончить войну...», и, вздохнув, Государь прошел к ожидавшему его автомобилю.

Генерала Сухомлинова Государь уважал и любил еще до его назначения Военным Министром. Блестяще проведенная мобилизация в 1914 году доказывает, что Сухомлинов не бездействовал. Главными его врагами были: Великий Князь Николай Николаевич, генерал Поливанов и знаменитый Гучков. Многие усматривали в походе против Военного Министра во время войны дискредитирование власти Государя, находя, что эта интрига еще опаснее для Престола, чем сказки о Распутине.

Государь хорошо знал, что почти все близкие родственники настроены против него и замышляют свержение его с Престола, чтобы наречь Государем Кирилла Владимировича. Но ни Государь, ни Государыня не принимали серьезно семейных сплетен, так как они были уверены в верности престолу народа и армии.

Требование отречения Государя от престола было совершенно незаконно. На Государя было оказано давление до такой степени, что он был вынужден отойти от государственных дел. Ему угрожали, что если он не откажется от престола, убьют всю Царскую семью. Позднее он сказал мне это при нашей встрече».

«Всемогущий Бог надо всем, Он любит Своего Помазанника Божия и спасет тебя и восстановит тебя в твоих правах! Вера моя в это безгранична и непоколебима…», - писала Государыня 02.03.1917 года. «Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой! Я знаю, что ты не смог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем Престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего Царства. Ты спас Царство своего сына и страну и свою святую чистоту, и <…> ты будешь коронован Самим Богом на этой земле, в своей стране», в ее письме от 03.03.1917.

Бумаги «отречения» Государя не имеют юридической силы. Государь взял назад псковское отречение за Наследника (сына), и Россия вновь становилась на свой природный путь, но генерал Алексеев, которого Государь просил отправить об этом телеграмму в Петроград, скрыл это от России [1].

«Когда я последний раз видела Государя, он говорил о предательстве высшего военного командования, особенно генерала Алексеева — генерала, которого он так сильно уважал и на которого полагался.

Государь горько плакал, вспоминая измену Алексеева и других генералов. «Куда ни посмотрю, — сказал он, — повсюду лишь измена». Особенно его оскорбила телеграмма Великого князя Николая Николаевича, в которой тот призывал Государя отказаться от своей монаршей власти.

Воспоминания о последних днях, проведенных в Царском Селе, тяжелые. Обыкновенно по вечерам Их Величества приходили проведать меня в мою комнату, в которой я была изолирована, заболев корью. Государь подвозил Государыню на кресле к краю моей кровати, и мы проводили час вместе.

В эти вечера я видела слезы на глазах Государя, когда он рассказывал о предательстве Великих князей, генералов, командиров полков и своих слуг, и о том, как его вынудили под угрозой убийства семьи отречься от Престола. «Государыне никто не причинит вреда, не перешагнув вначале через мой труп», — был ответ Государя на угрозу.

Я обратила внимание на возможность уехать за границу, но Государь сказал, что он никогда не покинет свою Родину. Он был готов жить простой жизнью крестьянина и зарабатывать свой хлеб физическим трудом, но Россию он не покинул бы. То же утверждали Государыня и дети. Они надеялись, что смогут жить скромными землевладельцами в Крыму.

Помню последний день в Царском Селе. Все дворцовые лестницы и коридоры были заполнены революционными солдатами. Дети, больные корью, лежали в большой детской комнате. Государь, смирившись, ходил по парковой аллее под конвоем солдат. Государыня с очень истомленным видом, в белом докторском халате стояла, следя из окна за уходом последних преданных Их Величествам полков — Морской гвардии, офицеров «Штандарта», полка Личной охраны и других. Они уходили в Думу, чтобы присягнуть в верности Временному правительству.

...Ежедневно смотрела из окна, как он сгребал снег с дорожки, как раз против моего окна. Дорожка шла вокруг лужайки, и князь Долгорукий и Государь разгребали снег навстречу друг другу; солдаты и какие-то прапорщики ходили вокруг них. Часто Государь оглядывался на окно, где сидела Императрица и я, и незаметно для других улыбался нам или махал рукой. Я же в одиночестве невыносимо страдала, предчувствуя новое унижение для царственных узников. Императрица приходила ежедневно днем; я с ней отдыхала, она была всегда спокойна. Вечером же Их Величества приходили вместе. Государь привозил Государыню в кресле, так как к вечеру она утомлялась. Я начала вставать; мы сидели у круглого стола; Императрица работала, Государь курил и разговаривал, болел душой о гибели армии с уничтожением дисциплины. Многое вместе вспоминали...

Всем существом своим Государь любил Родину и никогда не задумался бы принести себя в жертву на благо России. Больно вспоминать о его доверии к каждому в частности, и ко всему русскому народу. Слишком много забот было возложено на одного человека. Кроме того, министры зачастую не только не исполняли его волю, но действовали именем Государя без его ведома и согласия, и о чем он узнавал только впоследствии.

Убийство Распутина 16 декабря 1916 года было отправным выстрелом для революции. Многие считали, что Феликс Юсупов и Дмитрий Павлович своим героическим поступком спасли Россию. Но произошло совсем другое. Началась революция, и события февраля 1917 года привели Россию к полной разрухе.

Ужас и отвращение к совершившемуся объяли сердца Их Величеств. Государь, вернувшись из Ставки 20-го числа, все повторял: «Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью мужика». Их Величества были глубоко оскорблены злодеянием. «Убийство никому не дозволено», — написал Государь на прошении, которое члены Императорской Фамилии оставили ему, прося, чтобы не были наказаны Великий князь Дмитрий Павлович и Феликс Юсупов.

В 1916 году рождественское настроение во Дворце из-за убийства Распутина было очень мрачным. Доверие Государя и Государыни и к другим, а не только к участвовавшим в убийстве членам Императорской семьи, сокрушилось.

Их Величества были очень грустны: они переживали глубокое разочарование в близких и родственниках, которым ранее доверяли и коих любили, и никогда, кажется, Государь и Государыня Всероссийские не были так одиноки, как теперь. Преданные их же родственниками, оклеветанные людьми, которые в глазах всего мира назывались представителями России, Их Величества имели около себя только несколько преданных друзей да министров, ими назначенных, которые все были осуждены общественным мнением. Всем им ставилось в вину, что они были назначены Распутиным. Но это сущая неправда.

Когда я вспоминаю все события того времени, мне кажется, будто Двор и высший свет были как бы большим сумасшедшим домом, настолько запутанно и странно все было. Единственно безпристрастное изучение истории на основании сохранившихся документов сможет внести ясность в ту ложь, клевету, предательство, неразбериху, жертвами которых, в конце концов, Их Величества оказались.

Вскоре после Рождества Государь заболел гриппом, причем я видела его больным первый раз за все двенадцать лет моей жизни в Царской семье. Он вошел в комнату Государыни в своем домашнем халате и вслух с трудом читал Государыне наиболее важные телеграммы. Я помню, как у дорогой Государыни тряслись руки, пока она читала. Видя ее душевную скорбь, мне казалось невозможным, что те, кто наносил оскорбление Помазанникам Божиим, могут скрыться от Его карающей руки... И в сотый раз я спрашивала себя: что случилось с петроградским обществом? Заболели ли они все душевно или заразились какой-то эпидемией, свирепствующей в военное время? Трудно разобрать, но факт тот: все были в ненормально возбужденном состоянии.

Как раз в это время я рассказала Государю, каких чудовищных размеров приняла клевета на Государыню. Государь посмотрел на меня больными, уставшими глазами, и сказал: «Ни один порядочный человек, конечно же, не поверит этому, клевета в конце концов приносит вред тем, кто ее начал». В тот же самый вечер Государь рассказал, что от него требовали внутренних политических преобразований. По его словам, он считал, что вначале надо победить врага, а после этого можно будет взяться за внутренние усовершенствования, одновременно делать то и другое было невозможно.

…Я поняла, что для России теперь все кончено. Армия разложилась, народ нравственно совсем упал, и моему взору уже предносились те ужасы, которые нас всех ожидали.

И все же не хотелось терять надежды на лучшее, и я спросила Государя, не думает ли он, что все эти безпорядки непродолжительны. «Едва ли раньше двух лет все успокоится», — был его ответ. Но что ожидает его, Государыню и детей? Этого он не знал. Единственно, что он желал и о чем был готов просить своих врагов, не теряя своего достоинства, — это не быть изгнанным из России. «Дайте мне здесь жить с моей семьей самым простым крестьянином, зарабатывающим свой хлеб, — говорил он, — пошлите нас в самый укромный уголок нашей Родины, но оставьте нас в России». Это был единственный раз, когда я видела Русского Царя подавленным случившимся; все последующие дни он был спокоен.

...Насколько мне удалось выяснить, они были зверски убиты в Екатеринбурге. После гибели Царской семьи в газетах не было даже значительных по содержанию некрологов».

_______________________
[1] Мемуары Е.И. Балабина «Далекое и близкое, старое и новое». Глава 19.

«Страницы моей жизни». Благо. Москва, 2000 г.
«Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012 г.



Силы мирового зла веками готовят мир к принятию Богу мерзкого правителя. Сейчас идет воплощение его новой религии-ереси, когда Истина смешивается с ложью, грех становится нормой жизни. Религию, как таковую, подменяют светской этикой. Все это приводит к исчезновению Божественных основ в человеке, и затем к его исчезновению, как Божьего творения.

Но у Престола Божьего стоит святой Царь-Мученик со своей святой Семьей, с сонмом святых и молит о спасении России, русского народа и всего мира. Их молитвами Святая Русь воскреснет и Благодать Божия сделает ее могучей и великой.

Тщетны попытки сил мирового зла задушить нашу Православную Церковь. Именно полной победой Церкви Христовой завершится мировая история, а не наоборот, как этого желают служители сатаны. Воскресшая Русь во главе со своим Царем совершит суд Божий и повергнет всех врагов Царя и Сына Божия в подножие Его ног.

Встань за Истинную Веру в Господа Иисуса Христа, Русская земля! Встань на сторону Царя!


МНОГОСТРАДАЛЬНАЯ МАТЬ ОБМАНУТОЙ РОССИИ
Ко дню рождения Императрицы Александры Федоровны


«В будущем Государыню иначе оценят те, кто ради

своей выгоды оклеветали ее».
А.А.Танеева (мон. Мария). (1)

Мать России: В день рождения Императрицы Александры Федоровны

Родилась будущая Российская Императрица Александра Федоровна в Дармштадте 6 июня 1872 г. в семье Великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и герцогини Алисы, дочери царствующей Английской Королевы Виктории Великой. Девочку назвали Алисой в честь матери, в домашнем кругу ее называли Аликс.

Прекрасное образование, полученное ею, в дальнейшем помогло в решении многих вопросов, она видела и решала их правильно.

21 октября 1894 г. принцесса Гессен-Дармштадтская Алиса присоединилась к Православию и стала называться Александрой Федоровной.

14 ноября состоялось бракосочетание Государя Николая Александровича с Александрой Федоровной.

Через два года, в мае 1896 г. в Успенском Соборе в Москве состоялась коронация, на которой Александра Федоровна стала официально Императрицей России – Соправительницей.

В письме к сестре Виктории Александра Федоровна писала: «Служба меня не утомила, скорее вдохновила с сознанием того, что я вступаю в мистический брак с Россией. Теперь я действительно Царица».

Пожалуй, трудно найти человека, который был бы более оклеветан современниками, нежели Императрица Александра Федоровна, воплотившая в себе Небесное и земное.

Анна Александровна Танеева (мон. Мария) пишет в своих воспоминаниях: «Вскоре после Рождества Государь заболел гриппом, причем я видела его больным первый раз за все двенадцать лет моей жизни в Царской семье. Он вошел в комнату Государыни в своем домашнем халате и вслух с трудом читал Государыне наиболее важные телеграммы. Как раз в это время я рассказала Государю, каких чудовищных размеров приняла клевета на Государыню. Государь посмотрел на меня больными, уставшими глазами, и сказал: "Ни один порядочный человек, конечно же, не поверит этому, клевета в конце концов приносит вред тем, кто ее начал". <…> Государь хорошо знал, что почти все близкие родственники настроены против него и замышляют свержение его с престола, чтобы наречь Государем Кирилла Владимировича. Но ни Государь, ни Государыня не принимали серьезно семейных сплетен, так как они были уверены в верности престолу народа и армии».(2)

«После смерти Александра III Вдовствующая Государыня очень неохотно оставила свои права. Она любила представительства и привыкла к ним. По сути дела, она их и не оставила, так как на всех Высочайших выходах она шла впереди Государыни Александры Федоровны. Когда Императорская семья прибывала к месту, на Высочайшем выходе вначале были Царь и его мать, а после этого Государыня с кем-либо из Великих князей. Этот порядок был, конечно, по воле Вдовствующей Государыни, но, однако, Государь ему послушно подчинялся. Отверженное положение, конечно же, не нравилось молодой Государыне, она пыталась скрыть свою горечь и старалась показать себя как можно более гордой и холодной, хотя слезы поневоле выступали на ее глазах.

Свет одобрял порядок, не видя в этом ничего удивительного, — настолько большая была популярность, которой пользовалась Вдовствующая Государыня. Одним из последствий этого стало то, что в России образовалось два Двора: Двор Вдовствующей Государыни, который был более влиятельным, в него входили Великие князья и высший свет, и небольшой Двор Государыни с ее несколькими верными приближенными, а также Государь, хотя и не всецело».(3)

Это обстоятельство дало повод для безнаказанности сплетен, исходивших из высших кругов и пошатнувших царский трон.

Принявши Православие, Александра Федоровна глубоко восприняла его духовную сущность. «Вера ее всем известна. Она горячо верила в Бога, любила Православную Церковь, тянулась к благочестию, и непременно к древнему, уставному; в жизни была скромна и целомудренна».(4)

«Особым утешением ее была молитва. Непоколебимая вера в Бога поддерживала ее и давала мир душевный, хотя она всегда была склонна к меланхолии. "Никогда нельзя знать, что нас завтра ожидает", - говорила она и всегда ждала худшего. Молитва, повторяю, была ее всегдашним утешением».(5)

Более всего Александра Федоровна почитала Богородицу. «Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и Государыня молилась - отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу, никем в углу темного храма не замеченная. Возвращаясь в свои царские покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога».(6)

«Они оба, и Государь, и Императрица, носили в своей душе это стремление к Богу, и вся их внутренняя интимная жизнь была полна религиозным содержанием. Как истинные носители религиозного света, они были носителями не показными, а тихими, скромными, почти незаметными для большинства. <…> Мы вошли, никем не замеченные, в церковь и смешались с молящимися. <…> Нас вскоре узнали, толпа около нас зашевелилась. <…> Императрица ничего не замечала - она ушла в самое себя. Она стояла с глазами, полными слез, устремленными на икону, с лицом, выражавшим безпредельную тоску и мольбу... губы ее беззвучно шептали слова молитвы, она вся была воплощение веры и страдания. О чем молилась она, за кого страдала, во что верила? - дома тогда все было благополучно, все, даже Алексей Николаевич, были здоровы, но Россия, изнывая в войне, была уже безнадежно больна... не о чуде ли ее исцеления и вразумления так настойчиво и горячо просила русская Царица?»(7)

Александра Федоровна жила идеалами Святой Руси. Она любила посещать монастыри, встречаться с подвижниками. Еще до прославления преподобного Серафима Саровского Александра Федоровна горячо молилась ему о даровании им сына — Наследника. В Дивеевской обители она присутствовала на его прославлении, ночью купалась в источнике преподобного Серафима. В Феодоровском Соборе был устроен подземный храм его имени, в котором она молилась, никем не замеченная.

Светское общество не могло понять религиозных чувств Государыни, они вызывали неприязнь к ней. Еще при жизни Александра Федоровна была безкровной мученицей.

«Вот идет мученица - царица Александра», — такими словами встретила ее в 1916 году блаженная Марья в Десятинном монастыре. Старица протянула к ней высохшие руки, обняла ее и благословила. Через несколько дней старица почила.

Находясь в заключение, в невыносимых условиях, Александра Федоровна не ропщет, со смирением и кротостью переносит злоключения. «<…>Теперь я все иначе понимаю и чувствую — душе так мирно, все переношу, всех своих дорогих Богу отдала и Святой Божией Матери. Она всех покрывает Своим омофором. Живем, как живется. …Господь Бог видит и слышит все. <…> Храни вас Бог от всякого зла».(8)

Александра Федоровна имела искреннее желание быть полезной России и русскому народу. Анна Александровна Танеева (мон. Мария) пишет: «Воспитанной в Англии и Германии, Императрице не нравилась пустая атмосфера петербургского света, и она все надеялась привить вкус к труду. С этой целью она основала "Общество рукоделия", члены которого, дамы и барышни, обязаны были сработать не менее трех вещей в год для бедных. Сначала все принялись работать, но вскоре, как и ко всему, наши дамы охладели, и никто не мог сработать даже трех вещей в год. Не взирая на это, Государыня продолжала открывать по всей России дома трудолюбия для безработных, учредила дома призрения для падших девушек, страстно принимая к сердцу все это дело».(9)

Но такие нововведения не приветствовались при Дворе. Идеи благотворительности вызывали недовольство.

«Одной из великолепных идей Государыни Александры Федоровны было оказывать помощь, давая возможность для работы. Именно для этих целей молодая Государыня учредила в разных местах России дома трудолюбия, в которых безработные получали работу и обучались разным родам деятельности. Особенно в голодные годы эти дома были большой милостью».(10)

«В Царском Селе Государыня основала "Школу нянь", в которой молодые девушки и матери обучались уходу за детьми. Государыня была также старшей покровительницей национальных школ, находящихся в Петербурге. Следует упомянуть организованную ею "Школу народного искусства" для обучения кустарному делу российских крестьянских девушек».(11)

Александра Федоровна глубоко прониклась началами Самодержавия и Народности. Она много читала по истории России XVI и XVII века, и Россия представилась ей в образе Московской Руси с ее безконечной преданностью Царю, с ее верой в Царское Самодержавие. Она всем сердцем стремилась служить России и всему русскому. Что же она увидела?

«Когда Александра Федоровна только что прибыла в Россию, она написала графине Ранцау, фрейлине своей сестры, принцессы Ирен: "Моего мужа отовсюду окружают лицемерие и лживость. Чувствую, что нет никого, кто мог бы быть его действительной опорой. Немногие любят его и свое Отечество, и я чувствую, что еще меньше тех, кто действительно выполняет свои обязанности по отношению к моему мужу. Все делается ради личных выгод, и повсюду интриги, и всегда только интриги"».(12)

По личному убеждению Александры Федоровны Русский Царь должен быть Самодержцем! «Она не хотела даже и слушать тех, кто говорил, что Государю надо отказаться от своей Монаршеской власти».(13)

«В отношении политики она была истой монархисткой, видевшей в лице своего мужа священного Помазанника Божия. Став русской Царицей, она сумела возлюбить Россию выше своей первой родины».(14)

Господин Магенер, посланный из Германии от Августейшей Сестры Государыни Принцессы Ирены Прусской так ответил на просьбу дипломатическим путем вмешаться в судьбу Царской семьи: «Я не понимаю вас, русских, вы настаиваете, что Германия и только Германия может спасти и должна спасти Государыню и Ее Семью, а ведь у нас не только при Дворе, но и повсюду известно, что наша Императрица считает Себя настолько русской, что ни за что не согласится на немецкую помощь!».(15)

Александрой Федоровной руководило чувство ответственности перед Богом за сохранение в неприкосновенности русского государственного строя. Она была против подписания Государем Манифеста о создании Думы. Своего сына Алексея Государыня видела приемником Царя. Учителя, любившие одаренного ученика, предсказывали, что «из него со временем выйдет сильный правитель с твердой волей. Они и называли его "маленьким Петром Великим"».(16)

Александра Федоровна была безконечно искренна в своей любви к России и русскому народу. Во время войны она, возможно, больше, чем кто-либо из светских лиц пыталась сделать все для того, чтобы привести войну к решительной победе. «Всё же больше всего Государыня боялась войны, так как она видела в этом конец России. Государь скрыл от неё всеобщую мобилизацию. Я была свидетелем её неописуемой скорби, когда она узнала об этом, все ещё желая всеми своими силами как-то спасти Россию. Она чувствовала приближение гибели и искренне пыталась делать всё возможное, что может сделать любящая женщина для спасения, как России, так и своей семьи.

Скорбное состояние Государыни продлилась недолго. За одну ночь она стала совершенно другим человеком. Она забыла о своей болезни и слабости и сразу же принялась за обширную организаторскую работу по устройству складов бельевых и медицинских принадлежностей, лазаретов и санитарных поездов. Все должно быть готово как можно скорее, так как Государыня знала, что после первых же сражений множество раненых будут поступать с фронта. Она разработала широкую сеть лазаретов и центров военно-медицинской службы, которая простиралась от Петербурга и Москвы до Харькова и Одессы на юге России. Было совершенно непостижимым, какой сильной и способной к организаторской деятельности Государыня была, как она, трудясь изо всех сил для облегчения страданий других, забывала о своей болезни
».(17)

Государыня с двумя старшими дочерьми и Анной Александровной оканчивают курсы сестер милосердия при дворцовом госпитале. «Опытные сестры милосердия руководили нами в нашей работе, и Государыня очень скоро стала равной профессиональной сестре милосердия. Я видела Государыню России в операционной, держащую наготове эфирные бутылки, владеющую хирургическим инструментом, помогающую в сложнейших операциях, принимающую, не колеблясь, ампутированные руки и ноги. Я видела ее, снимающую с раненых запачканную кровью одежду, полную паразитов, терпящую тошнотворные запахи, не отступающую ни перед каким повседневным ужасом военного госпиталя. Однажды Государыня сказала мне, что вряд ли чем-либо она была так горда, как свидетельством, которое она получила по окончании курсов сестер милосердия.

День ото дня Государыня становилась все более сломленной горем. Мы, которые были рядом с ней, особенно жалели ее. По характеру она была замкнутой и во многих отношениях недоступной, часто была грустной, и становилась все более и более подавленной. Японская война и последующее за ней время тягостной атмосферы отнюдь не принесли облегчения в горе Государыни. Ее здоровье ухудшилось, часто она чувствовала себя усталой и больной, но умела сверхчеловеческими усилиями скрыть свою болезнь. Терпела годами, прежде чем это стало известно придворному кругу.

Из-за своей болезни Государыня двигалась ограниченно. В Крыму она часто лежала в саду. Возили ее в коляске или в маленькой карете, запряженной пони, если она желала перемещаться с одного места в другое. На "Штандарте" часто оставалась на борту.


В Германии говорилось, что в России крайне плохо обращаются с немецкими военнопленными. Брат Государыни писал, что он чрезвычайно удивлен тем, что Государыня, которая все-таки была немкой, не проявляет лучшей заботы о немецких заключенных, которым приходится переносить недостойное обращение в России. Письмо доставило Государыне большое мучение. Я помню, как она, горько плача, сказала, что ей невозможно вмешиваться в дела немецких пленных, так как и ее саму травили из-за немецкого происхождения. С другой стороны, в России говорилось, что с русскими пленными обращались в Германии плохо, что будто бы в Касселе четыре тысячи пленных умерли от сыпного тифа. Государыня организовала комитет, задачей которого было заботиться о русских пленных в Германии. Я помню, как "Новое время" писало, что было легко понять деятельность комитета, но на благо немецких, а не русских пленных. Газеты использовали эти высказывания в своих статьях против Государыни».(18)

Среди козней и несправедливостей Государыня Александра Федоровна все время вела себя с достоинством и мужеством — не жалуясь и не упрекая, не ища справедливости. Ее молитвами удерживалось зло в Петербурге, когда Государь находился в Ставке. После его «отречения» ее телеграммы к Николаю Александровичу возвращались обратно с издевательской надписью на конверте: «Место пребывания адресата неизвестно». Государыня испытывала невыносимые страдания.

«На Государыню Императрицу Александру Феодоровну в конце февраля или начале марта готовилось покушение. Лицу, согласившемуся исполнить этот адский замысел, обещалась крупная награда».(19)

С. В. Марков пишет в своих воспоминаниях: «Я спросил Ее Величество, где находится Государь. Государыня мне ответила, что в данный момент Ей совершенно не известно Его местопребывание. Великая Княжна Мария дрогнувшим голосом прибавила: Да... Мы... Мы не знаем, где папа!.. В Ее чудесных глазах блестели слезы. Этот момент был настолько трагичен, что я едва сдержался от слез. Но поразительное хладнокровие Государыни придало мне сил. Лицо Императрицы выражало тихую глубокую скорбь, но ни один мускул не дрогнул на Ее лице, когда Она произнесла такую тяжелую для Нее как любящей жены и матери фразу: - Мы не знаем, что с Его Величеством и где Он...

Никто не может себе представить этого неземного величия, той истинно царственной мощи и невыразимой красоты, коими в эти минуты была обвеяна эта Женщина-Страдалица!.. Царственное спокойствие Государыни передалось и мне! Из Дворца до меня все еще доносился спокойный, твердый и царственный голос: - Не падайте духом!.. Господь не без милости...
».(20)

С.В. Марков накануне приезда Императора смог тайно встретиться с Императрицей Александрой Федоровной в Царском Селе. «Ее Величество милостиво протянула мне руку и поздоровалась со мной с чисто материнской нежностью. Слова приготовленного мною рапорта застыли у меня на губах. Она была все в том же белом халате. Ее чудные глаза еще более впали от безсонных ночей и тревог и выражали невыносимые муки исстрадавшегося сердца. Какой неземной красотой и величием веяло от этой высокой царственной фигуры!

"Сердечно тронута и благодарна вам за ваш смелый и благородный поступок. Очень благодарна вам за то, что вы пришли ко мне и не оставили меня в этот тяжелый, ужасный день! <…> Вензеля же Мои я вас прошу снять, потому что мне больно будет, если их сорвет у вас какой-нибудь пьяный солдат на улице! Я верю, что вы будете продолжать носить их в своем сердце! Передайте полку и всем офицерам это мое желание, а также мою искреннюю благодарность за верную службу!.. Скажите им, что их старый шеф шлет им свой сердечный привет!.. А вы не волнуйтесь и не безпокойтесь... Господь не без милости! Бог даст, все еще будет хорошо! Помните, что мы не можем отвечать за завтрашний день, и что не все еще потеряно!"

Я еле стоял на ногах, во мне все клокотало, и глаза застилались, как туманом. Мне казалось, что вот-вот я потеряю сознание... Ее Величество положила мне на левое плечо Свою руку и несколько раз Своим мягким, западающим в душу голосом произнесла: "Не волнуйтесь... Не надо волноваться... Господь не без милости!". "А где же Его Величество, и что с Ним?" - хрипло вырвалось у меня сквозь душившие меня рыдания.

"Его Величество приедет скоро сюда... Они Его не пропускают... Боятся, что вместе мы будем сильнее!.. Мне так тяжело за Него. Нам так нужно было бы быть теперь вместе... Еще раз спасибо вам сердечное за все! Всего хорошего, и не забывайте своего старого Шефа!

Снова слезы незаслуженной обиды нахлынули на меня, когда я снимал вензеля с погон своего полушубка... С ними ушло все старое, все, что создало могучую, цветущую Россию!... Теперь начиналась под красным заревом пожаров и на крови безвестных мучеников, от руки крамольников за Веру, Царя и Отечество живот свой положивших, новая жизнь!».

«В одну из ночей, перед тем как Государю возвратится из Могилева, Государыня с Великой княжной Марией пошли в Сводный полк Их Величеств. Полк собирался покинуть Государя и Государыню, чтобы присягнуть в верности Временному правительству. Государыня разговаривала с солдатами не так, как правительница с подданными, а как мать со своими заблудшими детьми, и просила их защитить семью Государя от насилия дебоширствующей толпы».

«Рано утром 1 марта Государыня вышла к нам в сопровождении Великой Княжны Марии Николаевны.
Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! - было нашим ответом на Ее приветствие.
Государыня спокойно обошла все роты, разговаривала с солдатами и здоровалась с офицерами. Она поразила всех нас Своим хладнокровием и, действительно, царственным величием. Бледная, как полотно, с впавшими от безсонных ночей глазами, Она тихим, спокойным голосом говорила с нами, совершенно не обращая внимания на безпорядочную стрельбу, доносившуюся из города и смешивавшуюся с дикими криками и пьяными воплями солдатских толп, бродивших по соседним улицам. Дело было уже сделано, и ядовитое семя пропаганды брошено в солдатскую массу, сбитую с толка всем происходившим!

<…> Мы должны были умереть, защищая Дворец от толпы!.. Да! Это мы бы и сделали, все - как офицеры, так и солдаты! В этом я глубоко убежден! Сделали бы так, как сделала Швейцарская гвардия... Но нам Императрица не позволила сложить наши головы у Своих ног...

Гвардейский Экипаж без офицеров только что бросил Екатерининский дворец и ушел в Петроград!!!... Известие об измене едва не убило несчастную Императрицу, и без того больную сердцем, измученную переживаниями последних дней! Императрица вздрогнула, судорожно схватилась за близ стоявший стул, и мертвенная бледность покрыла Ее лицо. Глаза Ее расширились, и дрогнувшим, хриплым голосом Она спросила меня: "Что же теперь будет?!.. Кто же остался?!!!".

Государыня за этот день заметно поседела. За изменой Гвардейского Экипажа несчастную Царицу ожидал другой удар! Был назначен новый революционный комендант Царского Села. Государыня осталась одна со Своими несчастными Страдальцами... Болезнь Их Высочеств действовала на нас угнетающе и, безусловно, вносила в наши ряды замешательство... Дворец обратился в лазарет!

В момент, когда Корнилов с Гучковым вошли в гостиную, из противоположной двери вошла в нее Государыня. В эти безумно тяжелые минуты Она не потеряла Своего Царственного достоинства, Она осталась тем, чем была всю жизнь! Настоящей Русской Царицей! Твердыми шагами Она подошла в Корнилову и, не подавая руки, спросила: "Что вам от меня нужно, генерал?"

Государыня прервала его, и Ее спокойный, твердый голос металлически резко разнесся по гостиной: «Мне все очень хорошо известно! Вы приехали Меня арестовать?!». Государыня еще раз пристально посмотрела на него и, не подавая руки, медленно повернулась и той же твердой, величественной, царственной походкой удалилась на Свою половину...

Когда пришли эти революционные стражники, чтобы заменить нас, "почетную охрану Дворца", батальон как один человек отказался впустить их за решетку Дворца и вместо ответа выкатил пулеметы... Еще минута, и было бы жарко. Но Царица попросила к Себе полковника Лазарева (заменившего генерала Ресина, прим. Л.Х.). Она не приказывала, Она просила, как мать, подумать о больных Детях... Просила преклониться перед судьбой... "Не повторяйте кошмара французской революции, защищая мраморную лестницу Дворца!"

Это были Ее подлинные слова... Государыня не хотела, чтобы из-за Нее проливалась кровь Ее верных людей!.. Пришлось преклониться перед последним приказом-желанием несчастной Императрицы!
».(23)

Государыня одна из первых, кто предвидел дальнейшую судьбу России, ее «болезнь, после которой она окрепнет». «Ты знаешь, Аня, с отречением Государя все кончено для России, — сказала Государыня, — но мы не должны винить ни русский народ, ни солдат: они не виноваты». Слишком хорошо знала Государыня, кто совершил это злодеяние.

«Я обратила внимание на возможность уехать за границу, но Государь сказал, что он никогда не покинет свою Родину. Он был готов жить простой жизнью крестьянина и зарабатывать свой хлеб физическим трудом, но Россию он не покинул бы. То же утверждали Государыня и дети. Они надеялись, что смогут жить скромными землевладельцами в Крыму».(24)

Боль за Россию, за ее народ переполняла душу Государыни и в ссылке. Она писала Анне Александровне: «...Какая я стала старая, но чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребенка и люблю мою родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения. Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из моего сердца и Россию тоже, несмотря на черную неблагодарность к Государю, которая разрывает мое сердце, но ведь это не вся страна, болезнь, после которой она окрепнет. Господь, смилуйся и спаси Россию!». < > Молюсь непрестанно». (25)

Александра Федоровна была матерью для России. «Описывая жизнь в Крыму, я должна сказать, какое горячее участие принимала Государыня в судьбе туберкулезных, приезжавших лечиться в Крым. Санатории в Крыму были старого типа. Осмотрев их все в Ялте, Государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано. Часами я разъезжала по приказанию Государыни по больницам, расспрашивая больных от имени Государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от Ее Величества на уплату лечения неимущим! Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, Императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной, лично привозя деньги, цветы, фрукты, а главное — обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости.

<…> Сколько я видела слез благодарности! Но никто об этом не знал; Государыня запрещала мне говорить об этом. Императрица соорганизовала четыре больших базара в пользу туберкулезных в 1911, 1912, 1913 и 1914 годах; они принесли массу денег. Она сама работала, рисовала и вышивала для базара, и, несмотря на свое некрепкое здоровье, весь день стояла у киоска, окруженная огромной толпой народа. Полиции было приказано пропускать всех, и люди давили друг друга, чтобы получить что-нибудь из рук Государыни или дотронуться до ее платья; она не уставала продавать вещи, которые буквально вырывали из ее рук. Маленький Алексей Николаевич стоял возле нее на прилавке, протягивая ручки с вещами восторженной толпе. В день "Белого цветка" Императрица отправлялась в Ялту в шарабанчике с корзинами белых цветков: дети сопровождали ее пешком. Восторгу населения не было предела. Народ, в то время не тронутый революционной пропагандой, обожал Их Величества, и это никогда нельзя забыть
».(26)

«Государыня была прирожденной сестрой милосердия. Когда она шла рядом с больными, от нее веяло нежностью и духовной силой, заставляющей все взоры обратить на нее. Она была всегда — также и перед войной — там, где сестра милосердия особенно остро требовалась.

Когда Государь в начале своего правления заболел в Ливадии тифом, Государыня ухаживала за ним с утра до самой ночи, не оставляя его никогда одного на попечении врача или слуги, хотя сама ожидала ребенка. В 1907 году Анастасия заболела дифтерией. Отправив всю остальную семью жить в другой дворец Петергофа, Государыня сама лечила свою больную дочь. В течение всего месяца она встречалась с Государем только на вечерней прогулке в парке, и даже тогда на некотором расстоянии, так как боялась, что Государь перенесет инфекцию другим детям. Государыня также сама все годы заботилась о Наследнике, не выпуская его никогда из вида, а если сын был болен, была возле него ночи напролет без сна.

У Государыни были свои должностные обязанности. Под ее покровительством было много различных учреждений. Она рассматривала их самые важные дела и почту, затем давала устные или письменные указания моему отцу, докладывавшему о них, и директорам учреждений. Государыня была не только хозяйка семьи и мать, но ко всему прочему у нее были ответственные должности, на исполнение обязанностей которых уходило больше времени, чем у обыкновенной государственной служащей на исполнение ее обязанностей. После завтрака Государыня работала еще три часа или, если у нее случалось свободное время, гуляла или играла с детьми.

Когда часы били шесть, Государь возвращался в свой рабочий кабинет, дети отправлялись наверх, и Государыня принималась за свою работу.

Наилучшими качествами, характеризующими Государыню, были абсолютная честность, верность и правдивость. Сразу же по прибытии в Россию она встретила совершенно другое. Вначале она пыталась приветливо и с уважением приблизиться к Вдовствующей Государыне, но все же вскоре начались трения и недоразумения. Я замечала, что взгляд Вдовствующей Государыни был всегда холодным, когда она обращала его на Александру Федоровну».(27)

С появлением детей Царица отдавала им свое внимание: неотступно бывала в детской, на уроках, не доверяя своих детей никому. Бывало, что, держа на руках ребенка, она обсуждала серьезные вопросы своего нового учреждения или, одной рукой качая колыбель, она другой подписывала деловые бумаги. «Александра Федоровна хотела быть властительницей в детской комнате. Будучи здоровой или больной, она имела обыкновение прежде, чем идти спать, хотя могло быть уже за полночь, пойти в детскую, чтобы благословить своих спящих детей. Государыня поднималась на лифте наверх и просила слугу везти ее в кресле по коридору в комнату Алексея. С ним она молилась на ночь, прежде чем укрыть сына в постели».

В своих записках Александра Федоровна писала: «Главным центром жизни любого человека должен быть его дом. Это место, где растут дети и впитывают в себя все, что сделает их истинными и благородными мужчинами и женщинами и все что происходит, влияет на них, и даже самая маленькая деталь может оказать прекрасное или вредное воздействие. Но и сам дом, чистый, со вкусом убранный, с простыми украшениями и с приятным окружающим видом, оказывает безценное влияние на воспитание детей».(28)

Материнские обязанности не оставляет Государыня и во время заключения Царской семьи. В письме из Тобольской ссылки она писала: «Занята целый день, уроки начинаются в 9 час. (еще в постели): встаю в 12 часов. Закон Божий с Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем. Немецкий 3 раза с Татьяной и раз с Марией и чтение с Татьяной. Потом шью, вышиваю, рисую целый день с очками, глаза ослабели, читаю "хорошие книги", люблю очень Библию, и время от времени попадают в руки романы. Грущу, что они могут гулять только на дворе за досками, но, по крайней мере - не без воздуха, благодарны и за это».(29)

«Государыня была, прежде всего, матерью и женой. Вначале она пыталась ограничить свои обязанности Государыни до той меры, насколько это было возможно, и уделяла оставшееся свободное время своей семье. Она не любила ни роскоши, ни блеска, была равнодушна к туалетам настолько, что камеристкам приходилось напоминать ей о заказах новых платьев. Она носила одно и то же платье годами, в военные годы она не заказала себе ни единой принадлежности туалета.

Своих детей она весьма строго воспитывала в нетребовательности. Одежда переходила от старших к младшим, совсем как в бедных буржуазных семьях; в финских шхерах Императорские дети часто носили скромные хлопчатобумажные платья. Если бы им довелось жить после революции, то они хорошо прожили бы в очень простых условиях.

Государыня, которая распоряжалась сравнительно большими средствами на приобретение убранств, не использовала деньги на себя, а раздавала их бедным или жертвовала на благотворительные цели до такой степени, что часто оставалась без денег, когда действительно был нужен новый праздничный наряд.

<…> Со своим обслуживающим персоналом Государыня обращалась всегда справедливо, но требовала от всех безусловной честности, возмущаясь даже незначительной неправдой. Она не умела притворяться, не могла улыбаться и разыгрывать себя приятной просто по привычке или по обязанности. Мой отец часто говорил, что чашка чая могла бы избавить от многого, — то есть, если бы Государыня устраивала больше приемов, меньше обособлялась, больше путешествовала бы по России, а прежде всего — улыбалась, тогда, пожалуй, ее могли бы больше ценить.


Но для обособленности Государыни были свои причины. Трагическая болезнь Наследника и болезнь сердца у самой Государыни почти сразу же после рождения сына повлияли так, что большие торжества при Дворе и приемы были ей непосильны. Она не в силах была стоять на них столь долгое время, как к тому обязывалось. Русских аристократов, которые хотели получить аудиенцию и быть представленными ей, было много, но из-за своей болезни Государыня не в состоянии была принять их. Действительную причину отказов публично не объявляли. Таким образом, Государыня невольно наносила обиду широкому влиятельному кругу.

Александра Федоровна не любила помпезности и всякого рода церемониальные обязанности Двора; кроме того, ее застенчивость часто вызывала слухи о ее высокомерности. "Я не виновата, что застенчива. Я гораздо лучше чувствую себя в храме, когда меня никто не видит; там я с Богом и народом... мне тяжело быть среди людей, когда на душе тяжело"
».(30)

«В 1909 году моя мама впервые удостоилась быть представленной Государыне... и первое впечатление о Ней у нее сложилось отрицательное, рассказывая, что Императрица приняла очень холодно, сказавши ей всего лишь несколько слов. По первому впечатлению моей матери, Государыня была горда и неприступна.

После следующих приемов во дворце мать моя совершенно и раз и навсегда изменила свое мнение о Государыне, которую она стала прямо-таки боготворить. Оказалось, что Государыня очень застенчива по натуре, в особенности с неизвестными Ей лицами, чему тоже способствовала Ее боязнь за свое неполное знание русского языка. Государыне всегда казалось, что она недостаточно хорошо говорит по-русски, что Ее страшно нервировало и смущало. Я должен засвидетельствовать, как человек, много раз говоривший с Государыней и даже по долгу, что Государыня для иностранки прекрасно говорила по-русски, очень бегло, не задумываясь над словами, только иногда неправильно составляла фразы и с небольшим акцентом, и не немецким, а английским.

В своем обращении с окружающими Государыня так же, как и Государь, была необычайно проста. Эта чарующая простота и чисто русское радушие на приемах располагали к Ним всех тех, кто удостаивался приглашений. Государыня безконечно ценила всех лиц, которые шли к Ней с открытой душой, понимали Ее переживания и сочувствовали Ее горестям.

Но таких людей было мало
. В припадке какого-то умственного маразма большинство считало своим долгом клеветать на эту святую женщину, не давая себе труда понять Ее и обвиняя Ее в ледяной холодности и заносчивой гордыне
».(31)

Государыня не любила ни минуты оставаться праздной, и своих детей она приучила к труду. Нередко в комнате Императрицы проводились семейные вечера. На этих вечерах дети занимались рукоделием, читали. «Иногда Государь приходил на наши вечерние чтения, но тогда за ним оставалось право выбирать произведение, которое читалось. Иногда Государь читал нам вслух, и было наслаждением слушать его приятный голос при великолепном искусстве чтения».(32)

«Жизнь Их Величеств была безоблачным счастьем взаимной безграничной любви. За 12 лет я никогда не слышала ни одного громкого слова между ними, ни разу не видела их даже сколько-нибудь раздраженными друг против друга. Государь называл Ее Величество «Sunny». Приходя в ее комнату, он отдыхал, и Боже сохрани какие-нибудь разговоры о политике или о делах».(33) «Я скажу про них просто, — это была самая святая и чистая семья».(34) В семье был дух единства.

«В крушении царской власти в России нельзя обвинять Государыню. Напротив, самая большая ответственность лежит на тех, кто пытался всеми средствами свалить ответственность на нее. Имею в виду, в частности, Великих князей, которые затевали интриги против Императорской Четы. Когда "отречение от престола" все же произошло, было поразительно, как Государыня несла бремя изменившихся условий. Никто не слышал ее, жалующуюся на утрату господствующего положения. Многочисленные письма, которые ей удалось написать мне во время заключения, говорят об исключительном спокойствии, с которым она приспосабливалась к злоключениям. Она была Государыней до последнего, и я уверена, что за все время заключения она не впала в отчаяние. Последняя Русская Государыня была верной и безупречной супругой, которая больше всего любила своего мужа и своих детей. Если бы она не была Государыней, она была бы радостной и счастливой матерью семейства».(35)

Царице Александре Федоровне было всего 46 лет, когда она вместе с семьей была расстреляна в Екатеринбурге в 1918 году. Продолжилась ее жизнь Небесная, добродетели которой она приобрела еще при жизни.

В наше время, когда исчезает любовь, единство духа, взаимопонимание, взаимоподдержка в семьях, когда на смену приходит узаконенный грех, к святой мученице Александре Новой обращаются с молитвой, испрашивая благочестия, любви, святости в браке, она помогает детям, женам в семейном благополучии.

________________________________________________________________________
(1) Из воспоминаний «Анна Вырубова - фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 134.
(2) Из воспоминаний «Анна Вырубова - фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 143.
(3) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 143.
(4) Из Воспоминаний последнего протопресвитера русской армии и флота о. Георгия Шавельского.
(5) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское Дело, стр. 69.
(6) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское Дело, стр. 71.
(7) Из воспоминаний Флигель-адъютанта А. Мордвинова.
(8) Из письма Императрицы А.А. Вырубовой. 9 января 1918 г., Тобольск.
(9) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское Дело, стр. 27.
(10) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 148.
(11) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское Дело, стр. 64.
(12) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 152.
(13) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 153.
(14) Из воспоминаний последнего протопресвитера русской армии и флота о. Георгия Шавельского.
(15) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 307. Сергей Владимирович Марков - корнет Крымского конного полка.
(16) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 160.
(17) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 114.
(18) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 121.
(19) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 51.
(20) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 74.
(21) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 83.
(22) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 175.
(23) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 94, 96, 97, 101.
(24) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 175.
(25) Из письма Императрицы к А.А. Вырубовой. Март 1918 г., Тобольск.
(26) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское дело, стр. 54.
(27) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 144.
(28) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 170.
(29) Из письма Государыни А. А.Вырубовой. 10 декабря 1917, Тобольск.
(30) Из воспоминаний товарища обер-прокурора Св. синода князя Н. Д. Жевахова. Православный календарь «Царский», 2011.
(31) Марков С.В. Покинутая Царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск — Екатеринбург. 1928 г. Вена, стр. 24.
(32) Из воспоминаний «Анна Вырубова – фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 67.
(33) Из воспоминаний А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». Царское Дело, стр. 61.
(34) По словам камердинера Волкова.
(35) Из воспоминаний «Анна Вырубова — фрейлина Государыни». СПБ, 2012, стр. 153.

Людмила Хухтиниеми,
председатель Общества памяти святых Царственных мучеников и
Анны Танеевой в Финляндии


Поделиться новостью в соц сетях:

<-назад в раздел

Видео



Документы

Законопроект об отобрании детей «экспресс-судами» - угроза институту семьи

10 июля 2020 года в Государственную думу РФ внесен проект федерального закона №986 679−7 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее - законопроект). Законопроект направлен на изменение порядка отобрания ребенка у родителей (иных лиц, на попечении которых находится ребенок).


Аналитическая справка по законопроекту № 1027750-7. «О внесении изменений в Федеральный закон «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации»

30 сентября 2020 года в Государственную Думу РФ внесен проект федерального закона № 1027750-7 «О внесении изменений в Федеральный закон «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации»» (https://sozd.duma.gov.ru/bill/1027750-7). 21 октября он был оперативно рассмотрен и принят в первом чтении, представить поправки к законопроекту предложено до 30.10.2020 г.


Аналитическая справка по Приказу Минпросвещения России N 373

31 июля 2020 года Минпросвещения России издало Приказ N 373 «Об утверждении Порядка организации и осуществления образовательной деятельности по основным общеобразовательным программам - образовательным программам дошкольного образования», который вступает в силу с 1 января 2021 года. Сам данный Порядок организации и осуществления образовательной деятельности по основным общеобразовательным программам...


<<       >>   |  
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
28 29 30 31 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 1
Фотогалерея
Полезно почитать

Правда об Иоанне Грозном, которую стараются умолчать

29 (16) января 473 года венчание на царство Ивана IV Грозного... Столетиями на Западе, а также в России в среде оппозиционной прозападной интеллигенции создавался и создаётся образ Ивана Грозного как жестокого деспотичного правителя, который утопил свой народ и страну в крови.


Новый год как символ

Казалось бы, какая разница в том, встречать Новый год по старому календарю или по новому, это ведь простая условность? Да и весь мiр празднует Новый год по-научному. Однако в этом вопросе есть много важных аспектов.


Тайны и загадки об Илье Муромце

В 1988 году Межведомственная комиссия провела исследование мощей Преподобного Ильи Муромца. Результаты оказались поразительными. Это был сильный мужчина, умерший в возрасте 45-55 лет, высокого роста – 177 см. Дело в том, что в XII веке, когда жил Илья, такой человек считался довольно высоким, потому что средний рост мужчины составлял 165 см.


Архимандрит Мелхиседек (Артюхин)
Rambler's Top100