+ + +
Но истина обязывает нас отвергнуть и другое, противоположное сатисфакционной теории утверждение, часто преподносимое как исчерпывающее православное понимание Искупления, – утверждение, что Искупление есть дело единственно Божией любви, но не также и Божией правды (здесь и далее выделено архим. С., – примеч. пер.).
Это учение не ново. Оно было высказано еще в средние века Петром Абеляром (1079–1142) (французский философ и теолог-схоласт, – примеч. ред.) (см.: The Oxford Dictionary of the Christian Church. London, 1958. Atonement. P. 102), затем поддержано некоторыми либеральными богословами и дошло до наших дней, найдя хороший прием и в известных Русских богословских кругах.
Мнение Н. Арсеньева, что это – изначальное православное понимание, не может быть принято как верное с учетом многочисленных данных, приведенных в предыдущих главах. Эти данные ясно показывают, что с самого начала Церковь видела в Искуплении одновременно проявление великой Божией любви и удовлетворение неподкупной Божией правды. Утверждение, что юридическое понимание Искупления проникло в Юго-Западную Русь только в XVII веке под влиянием западных схоластических учебников, не выдерживает критики, поскольку правовой элемент в Искуплении содержится в Божественном Откровении, постоянно подчеркивается Святыми Отцами наряду с этическим и был унаследован и сохранен по этой линии в Православной Церкви. Оттуда его черпали лучшие Русские православные богословы, чтобы проповедовать как спасительную истину веры. Не юридическое понимание Искупления в Русской богословской мысли – новшество, а именно чисто этическое его понимание – новшество, пробравшееся под влиянием модернистских веяний, – новшество, неизвестное Священному Писанию и Святым Отцам.
Но как богословски объясняется тот факт, что многие Русские богословы отвергают правовой элемент в Искуплении? – Приверженцы этического объяснения видят в правовом понимании отблески принципов Ансельмовой сатисфакционной теории, которая дает «чисто внешнее, чисто человеческое, узко законническое (легалистическое) объяснение неизмеримой тайны» (Арсеньев Н. Об Искуплении нашем // Из жизни духа. Сборник статей из области религии и религиозной мысли. Варшава, 1935. С. 30).
Но если для православного сознания сатисфакционная теория, против которой преимущественно направлена критика Арсеньева, неудовлетворительна, это вовсе не значит, что из-за ее недостатков необходимо отрицать как ненужный и тем более как неверный богооткровенный юридический элемент, который она содержит, учитывая, что он недвусмысленно засвидетельствован в Священном Писании, в святоотеческой литературе и в богослужебных книгах Православной Церкви. Сатисфакционная теория взяла из Библии юридическую идею и употребила ее неправильно, односторонне. Но так же и этическая теория взяла из Библии истину о Божией любви как факторе Искупления и односторонне прилагает ее в объяснении нашего вопроса, чем тоже являет себя как односторонняя и неприемлемая. Но значит ли это, что из-за неприемлемости этической теории мы должны отвергнуть Божию любовь как фактор Искупления? Конечно, нет. Потому что без Божией любви не может быть никакого объяснения Христову искупительному делу. Без нее не может быть вообще никакого Искупления.
Итак, мы признаем и юридический, и этический элементы искупления, отвергая чисто юридическую и чисто этическуютеории как одинаково неправильные и односторонние.
Почему так сильно смущаются приверженцы этической теории, рассматривая юридическое объяснение Искупления? – Потому, что в нем говорится о правовых отношениях между Богом и человеком. Мы признаем, что юридические отношения людей не то же самое, что отношения людей с Богом, поскольку юридические отношения людей базируются на их относительном равенстве между собой и их равноправии, тогда как не может быть и речи о равенстве и равноправии людей с Богом.
«Никто никогда не будет доказывать, – пишет совершенно справедливо архиепископ Серафим, – что между Богом и людьми возможно во всей полноте то правовое отношение, какое бывает между людьми и которое не может не отражать их тварной ограниченности, со всеми присущими им недостатками, исходящими из немощей и страстей наших. Бог, как Существо неограниченное и абсолютно святое…, не может быть равною стороною в правовом Своем отношении к людям. Но отсюда вовсе не следует заключать, что правовое отношение между Богом и людьми невозможно. Для наличия этого отношения главным образом требуется, чтобы в основе его было Божественное правосудие и соответственные ему Божественные заповеди, или Божественный закон. Эта основа и определяет отношение как правовое. <…> Отрицание возможности правовых отношений между Богом и людьми равносильно отрицанию действия Божественного правосудия в деле нашего спасения» (Серафим (Соболев), архиеп. Искажение православной истины в Русской богословской мысли. София, 1943. С. 127–128).
Такое отрицание Божией правды в деле спасения с библейской точки зрения, как мы убедились, исключено. Потому что все Божественное Откровение говорит нам, что Бог заключил с людьми союз, вошел с ними в священный договор, дает им Свои заповеди для исполнения, считает людей ответственными за их несоблюдение, обещает им за сохранение их разные блага – и временные, и вечные. Все это свидетельствует о правовых отношениях между Богом и людьми.
Особенно в искупительном деле правовой фактор играет ключевую роль. Само понятие «искупление» есть правовое понятие. Существеннейший его момент – крестная смерть Христа, которая, рассматриваемая как умилостивительная жертва, немыслима и абсурдна без правового понимания Искупления.
Односторонность этической теории сразу проявляется при более глубоком ее анализе; она находится в явном противоречии со следующими библейскими фактами:
1) что Сам Христос понимает Искупление как юридический акт, а не только как проявление Божией любви, когда говорит, что пришел отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 28);
2) что и согласно Ветхому Завету, и согласно Новому Завету, Он есть Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29; ср.: Ис. 53, 7);
3) что Он есть жертва, ради которой прощаются наши грехи (см.: Лев. 5, 5–6), умилостивительная жертва за нас (см.: Рим. 3, 25; 1 Ин. 2, 2);
4) что мы дорого куплены (см.: 1 Кор. 6, 20) Его безценной Кровью (см.: 1 Пет. 1, 18–19) и проч., и проч.
Эти факты, как и многие другие, которые мы рассмотрели в соответствующих местах, делают неизбежным признание Божией правды как равноценного фактора в искупительном деле наряду с Божией любовью. Кто не хочет признавать этого, неминуемо столкнется с непреодолимыми трудностями, которые поставят его в невозможность достаточно обоснованно изъяснить центральные истины Божественного Откровения. Как, например, приверженцы этической теории объяснят целесообразность и смысл Боговоплощения и Искупления с точки зрения только Божией любви при отрицании закономерной необходимости исполниться, осуществиться и проявиться Божией правде? Зачем Богу было становиться человеком, если Ему не требовалось отдать Свою душу как «выкуп» за нас? Предполагая, что Бог без учета Своей правды, только в силу Своей любви спасает людей, мы лишаем всякого смысла слово «выкуп», которое Иисус Христос употребил в связи с Искуплением. Потому что любовь прощает, не требуя выкупа и жертв. Бог мог бы спасти нас при Своем всемогуществе и любви и без Боговоплощения и связанных с ним безкрайних унижений, страданий и смерти Сына Божия. Они находятся в логической связи и глубокой внутренней согласованности только с юридическим принципом.
Отрицая последний, мы превращаем в безсмыслицу всю вообще проповедь апостолов о нашем выкупе от греха, проклятия и смерти, о Христовой жертве, принесенной на Голгофе как умилостивление за наши грехи, о драгоценной Крови Христа, которой Он искупил нас от суетной жизни (1 Пет. 1, 18; см.: Гал. 3, 13) и проч. Тогда какой вывод из всего этого следует сделать? Если все Священное Писание говорит нам об Искуплении, жертвах, умилостивлении и проч., то желающий спастись этической теорией должен пожертвовать Божественным Откровением, содержащим такие безсмысленные с точки зрения этической теории вещи. Или, если он не сделает этого, то должен перетолковать в противоюридическом смысле упомянутые библейские места и войти таким образом в противоречие со Святыми Отцами и богослужебными текстами.
Иисус Христос внушительно говорит в связи со Своей искупительной миссией на земле, что Ему должно много пострадать… и быть убиту, и в третий день воскреснуть (Мф. 16, 21). Что значит слово «должно» с точки зрения этической теории? Ведь Бог есть Любовь?! При Его всепрощающей любви немыслимы страдания и смерть даже грешников, не говоря уже о безгрешном Христе. Предположение, что Он должен был пострадать и умереть по любви к нам, не разрешает вопрос, а вносит еще большую путаницу. Потому что если и безгрешный должен страдать и умирать наравне с грешниками, если одинакова их участь, то это ставит крест на всяком нравственном порядке. Всякая нравственность теряет смысл. Все заволакивается хаотичной мглой, над которой, как единственная безотрадная реальность, всплывает заключение, что Бог несправедлив, ибо не воздает всякому по делам его. А такой вывод противоречит как Библии, так и человеческому нравственному сознанию.
Единственный правильный ответ, разрешающий вопрос, – что Иисус Христос должен был пострадать и умереть за наши грехи, которые самовольно взял на Себя.
Мы можем сделать шаг вперед и заявить: этическая теория ведет к логическому отрицанию центрального догмата в Христианстве, догмата об Искуплении. Представление о Боге-Спасителе только как Любви, Которая не руководствуется в Своих промыслительных действиях требованием правды, наказывающей грех, приводит к заключению, что грех не должен в таком случае считаться фатальным препятствием для общения с Божией любовью. Но тогда, если Божия любовь все прощает, не требуя искоренения греха, нет необходимости и в Искуплении, которое преодолевает грех между нами и Богом.
Но в таком случае зачем пришел Христос на землю, зачем страдал и умирал на Кресте? – На эти вопросы безполезно искать удовлетворительный ответ в этической теории. Она находится в опасности превратить Богочеловеческий подвиг Христа из единственного в истории человечества религиозного дела Искупления от греха, проклятия и смерти – в банальную нравственно-поучительную историю, которая имеет цель дать людям – в пелагианском смысле – несколько красивых моральных уроков. Но если вопрос только о морали, то Бог и через пророков учил грешных людей морали. Евангельская возвышеннейшая нравственность могла бы быть возвещена неким вторым богоизбранным Моисеем или неким посланным от Бога Ангелом с Неба (см.: Гал. 1, 8). Но поскольку речь идет не только о морали, а прежде всего об Искуплении виновных пред Богом грешников, о восстановлении нарушенного нравственного порядка через исполнение попранной Божией правды и о вливании новой жизни в человека, – должен был прийти Сам Божий Сын и проявить непроявленное нами послушание, чтобы уплатить наш долг, восстановить нашу разорванную связь с Богом, дать нам благодатную жизнь, да отложим прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, а обновимся и облечемся в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины (Еф. 4, 22–24).
Отрицающие правовой элемент в деле Искупления не только входят в противоречие со Священным Писанием, не только находятся в опасности разрушить догмат Искупления, но еще и доходят с неумолимой последовательностью логики до крайне оскорбительных для Божественного величия Христа выводов, вплоть до отрицания Его любви. Постараемся это доказать.
Зачем умер Христос? – Смерть Христа может находиться в центре внимания этого евангельского «должно», если является богосообразным и потому обязательным исполнить волю Отца и испить до конца горькую чашу страданий и смерти (см.: Мф. 26, 39) ради наших грехов и для нашего спасения. Но смерть Христа является совершенно непонятной, если не нужно учитывать Божию правду и давать выкуп за нас. Если в Искуплении не играет роли правда, но только любовь, факт Христовой крестной смерти необъясним. Зачем умирает Христос? Чтобы показать, что Божия любовь оставила Наиправеднейшего на произвол судьбы, так что в предсмертных Своих муках Он восклицает в трагичном недоумении: Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (Там же. 27, 46)? Этим словам Христа в этическом взгляде нет никакого объяснения.
Смерть Христа может объясняться двумя способами: или
1) Он умер добровольно, чтобы уплатить наш долг пред Божией правдой и вместе с тем показать величие Божественной любви, или
2) если это не было Его миссией – дать душу Свою преднамеренно и сознательно выкупом за нас – Он умер не добровольно, а невольно, от злобы и фанатизма Своих личных врагов.
Если Христос умер добровольно, Он уплатил наш долг пред Божией правдой и Своим самопожертвованием доказал нам Свою любовь. Признание правового элемента в Искуплении логически отворяет таинственные врата проникновения в величие Божией любви.
А отрицание правового элемента в Искуплении ведет к отрицанию Божией любви. Потому что если Божественная правда не требовала удовлетвориться через смерть Христа, если Христос не пришел на землю с преднамеренной целью умереть за нас и все же умер – явно, что Он умер не добровольно, а против Своей воли. Но это допущение унижает Его Божественное достоинство, понуждая нас видеть в Его крестной смерти не силу Его любви, а Его безсилие против человеческой злобы, и приводит нас к отрицанию Его Божественной любви. Потому что не невольная, насильственная смерть доказывает любовь, но добровольное, сознательное, осмысленное самопожертвование есть несомненное доказательство любви. Допущение, что Спаситель умер не по любви к людям, а как безсильная жертва человеческой злобы, не только оскорбительно для Божественного величия Христа, но и противоречит Его собственному заявлению пред святым апостолом Петром в Гефсиманском саду после Иудина предательства: Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть? (Там же. 26, 53–54).
Каков же вывод из проведенных анализов? – Тот, кто считает Божию любовь фактором в Искуплении, должен принять и Божию правду, потому что отрицание последней ведет с логической неумолимостью к отрицанию первой. Как и обратно, подчеркивание Божией правды ведет к глубокому подчеркиванию Божией любви. Если бы Божия правда не требовала удовлетворения, которого грешные люди принести не могли, Божий Сын бы не воплотился для нас, не умер бы для нас на Кресте и не показал бы нам в ослепительном величии Свою любовь. В явлении Божией правды, по словам архиепископа Серафима, мы получили возможность узнать «все величие Божественной любви к нам. Если бы Божественное правосудие не потребовало для нашего спасения себе удовлетворения через крестную жертву Христа, то мы не только не могли бы объяснить или понять безкорыстную, безпричинную Божественную любовь, но никогда бы ее не узнали в такой мере, в какой она особенно открылась нам на Кресте» (Серафим (Соболев), архиеп. Искажение... С. 132).
Великий Русский праведник отец Иоанн Кронштадтский сказал: «Слово… о Кресте – что это? – Это слово о спасении погибающих… через страдания и смерть Единородного Сына Божия; это слово о безкрайней Божией любви к миру… Это слово о безкрайней Божией правде, искавшей безкрайней жертвы за безчисленные и тяжкие грехи мира» (Иоанн Сергиев, прот. ПСС: в 7-ми т. Т. 1. СПб., 1893. С. 405; ср. также: С. 144–145).
Очень внушительно представляет нам в таинственных Христовых страданиях на Кресте гармоничное сочетание Божией любви и Божией правды Московский святитель Филарет. «Вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, – говорит он. – Что там? – Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святаго Духа к грешному и окаянному роду человеческому. Любовь Отца – распинающая. Любовь Сына – распинаемая. Любовь Духа – торжествующая силою крестною. „Тако возлюби Бог мир!“ <…> Кажется, мы, и приникая в тайну распятия, и усматривая в страданиях Сына Божия волю Отца Его, более ощущаем ужас Его правосудия, нежели сладость любви Его. Но <…> Бог есть любовь по существу и самое существо любви. Все Его свойства суть облачения любви; все действия – выражения любви. В ней обитает Его всемогущество всею полнотою своею; она есть Его истина...; она есть Его премудрость...; она есть Его благость...; наконец, она есть Его правосудие... Приблизьтесь и рассмотрите грозное лицо правосудия Божия, и вы точно узнаете в нем кроткий взор любви Божией. Человек своим грехом заградил от себя присносущий источник любви Божией: и сия любовь вооружается правдою и судом, – для чего? – дабы разрушить сей оплот разделения. Но как ничтожное существо грешника, под ударами очищающего Правосудия, невозвратно сокрушилось бы, подобно сосуду скудельному: то непостижимый Душелюбец посылает Единосущную Любовь Свою, т. е. Единородного Сына Своего, дабы Сей… восприятою на Себя плотию нашею, кроме греха, понес и тяжесть наших немощей, и тяжесть подвигшегося на нас правосудия: и Един, истощив стрелы гнева, изощренные на все человечество, в крестных язвах Своих открыл бы незаградимые источники милосердия и любви, долженствующие упоить всю проклятую некогда землю благословениями, жизнию и блаженством. „Тако возлюби Бог мир!“
Но если Отец Небесный из любви к миру предает Единородного Сына Своего; то равно и Сын из любви к миру предает Себя Самого: и как любовь распинает, так любовь же и распинается. <…> Любовь Единосущного Сына Божия вместе и восходит к Отцу Небесному, и нисходит к миру. <…> Любовь к Богу ревнует по Боге, – любовь к человеку милует человека. Любовь к Богу требует, чтобы соблюден был закон правды Божией, – любовь к человеку не оставляет и нарушителя закона погибать в неправде своей. Любовь к Богу стремится поразить врага Божия, – любовь к человеку вочеловечивает Божество, дабы посредством любви к Богу обожить человечество» (Филарет Московский, митр. Сочинения. Слова и речи: в 5-ти т. Т. 1. М., 1873. С. 90, 92, 94; ср.: С. 36).
Вот прекрасно выраженное православное понимание Искупления как дела Божией любви и Божией правды. Глубокие мысли мудрого московского святителя собирают, как в фокус, святоотеческое учение о внутренне гармоничном единстве между Божией любовью и Божией правдой и о том, что они немыслимы друг без друга.
Продажа индульгенций
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Оглядывая проделанный путь, мы должны обобщить, хотя и очень кратко, результаты вышеизложенного и сделать соответствующие практические выводы.
Достаточно убедительно было доказано, что и в Ветхом, и в Новом Завете Бог представлен как правда и любовь, а Искупление – как совершенное откровение Его любви и полное удовлетворение Его правды.
Это было убеждением и Святых Отцов. Это отразилось и в богослужебных песнях Православной Церкви. Это было руководящим началом и борцов за Православное вероисповедание во всех христологических спорах.
В свете этих результатов нашего исследования выявлены ошибки и чисто юридической, и чисто этической теорий Искупления. Противоположные друг другу, они похожи в том, что одинаково односторонни. Истину нужно искать не в согласовании или объединении их, т. к. каждая из них имеет свои слабые стороны, сочетание которых не может дать правильный взгляд на Искупление. Истина – в богооткровенном и святоотеческом учении, не разделяющем, а объединяющем в одно неделимое целое Божию любовь и Божию правду.
Юридическая теория ведет к рационалистическому обезцвечиванию искупительной тайны. Многие моменты неисследимого Божественного домостроительства в ней игнорируются, а иные – приспособлены к человеческому разуму, чтобы стать понятыми для него; но этим уничтожается непостижимость и парадоксальность искупительной тайны, отвергается ее апофатический характер.
Ансельмова теория оказалась более направленной к Богу в защите Его чести, чем к человеку и его спасению. Это ведет – при одностороннем подчеркивании безкрайней сатисфакционной цены любого Христова дела – к логическому отрицанию необходимости крестной смерти Спасителя, а в окончательной консеквенции (логическом заключении, выводе, – примеч. ред.) – к полному разрушению тайны Искупления, что и произошло в либерализме.
Этическая теория так же, отвергая правовую сторону Искупления, входит в противоречие со Священным Писанием, оказывается безсильной объяснить смысл Христовых страданий и крестной смерти, ведет к логическому отрицанию не только догмата Искупления, но даже и самой Божией любви, потому что отвержением правового элемента в Искуплении подрывается именно проявление безкрайней и величественной Божией любви на Кресте.
Что касается практических выводов из этих односторонних теорий, нужно сказать следующее.
Благодаря своему крайне юридическому духу и своей внутренней связанности с учением о первородном грехе как лишь потере благодати, а не коренном повреждении человеческой природы, сатисфакционная теория создала ту благоприятную атмосферу, которая породила ложную римо-католическую доктрину о делах, понимаемых в качестве заслуг перед Богом, о сверхдолжных заслугах святых и о сокровищнице этих сверхдолжных заслуг. Бедные добрыми делами верующие направляются этой человеческой доктриной не к глубокому покаянию и искреннему исправлению, а к готовой и всегда находящейся в распоряжении папы сокровищнице сверхдолжных заслуг, из которой могут получить недостающие им для собственного спасения чужие заслуги. Использование этих заслуг происходит через т. н. индульгенции. Они и сегодня практикуются в римо-католической церкви. Злоупотребления ими, как известно из истории, привели к возникновению Реформации (см.: Малиновский Н., прот. О Боге Искупителе. Каменец-Подольск, 1906. С. 289).
И этической теории не свойственно хорошо отражаться на духовной жизни. Она создает условия для крайне неправославных догматико-нравственных выводов, граничащих с оригеновыми (см.: Серафим (Соболев), архиеп. Проповеди. София, 1944. С. 102), осужденными на Пятом Вселенском Соборе, взглядами об апокатастасисе. Из нее как бы естественно рождается искусительное умозаключение, что поскольку Бог есть любовь и совершил Искупление только по любви, не требуя удовлетворения Своей правды, – Он не требует и от нас особой праведности и какого-либо особого глубокого покаяния, но спасет нас лишь Своей любовью, как бы мы ни жили. Это совершенно ошибочная мысль с точки зрения Божественного Откровения. Ее принятие ведет к демобилизации нравственных сил и отсюда – к потере спасения. В этом и состоит ее пагубная обманность. Во всем Священном Писании верующим постоянно внушается необходимость вести праведную жизнь, исполнять заповеди Господни, эти яснейшие откровения Божией правды, чтобы не лишиться Божией любви.
Если практические последствия юридической теории характеризуются снижением идеала христианской нравственности до уровня наемнической праведности, а этической теории – легкомысленным умалением трудностей спасения, – практические последствия православного взгляда на Искупление как дело одновременно Божией правды и Божией любви находятся в полной гармонии с этическими нормами Священного Писания и ведут к благословенным результатам. Только они побуждают к правильной нравственной жизни, предохраняют от уклонения то в одну, то в другую крайность и направляют точно к достижению крайней цели нашей веры – спасению души (см.: 1 Пет. 1, 9).
Божия любовь, проявленная в Искуплении, воодушевляет человека не впадать в малодушие по причине своей греховности. Божия правда, выраженная в Искуплении, отрезвляет верующих не поддаваться лености и легкомысленным надеждам. Любовь возбуждает нравственные силы, а правда направляет их к действию. Любовь предохраняет от отчаяния, а правда – от чрезмерного упования, не менее гибельного, чем отчаяние. Любовь говорит малодушному: «Христос положил за тебя душу Свою! Не смущайся!» Правда же предупреждает легкомысленного: «Хотя и совершено для тебя Искупление, ты не вкусишь его плодов, если не последуешь стезей праведности!»
Так в православном взгляде на Искупление как дело Божией любви и Божией правды уничтожаются крайности чисто юридической и чисто этической теорий, предотвращаются опасности наемнической самонадеянности и нравственного малодушия и достигается познание богооткровенной истины, которая гласит: «Живи сообразно с Божией правдой – и станешь участником Божией любви!»
К этому православному взгляду приводят непредубежденные исследования Божия слова. С ним согласуются святоотеческие мысли. Его отразили наши богослужебные книги. Его разделяет Святая Христова Церковь с самого начала и будет разделять до конца веков. Да и как не разделять его, если наш Искупитель, Который прекрасно знает тайны Божественного домостроительства и Который потому имеет последнее слово в вопросах спасения, указывает следование путем Божией правды, выраженной в заповедях, необходимым условием участия в Божией любви: Если заповеди Мои соблюдете, – сказал Он, – пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви (Ин. 15, 10).